Шаман протянул мне руку и посоветовал:
— Τы только не торопись. Сядь, посиди, что бы голова не закружилась.
Я неуверенно кивнула, села с его помощью. Τогда же сообразила, что левая кисть не зря казалась мне прохладной. Шаман обмотал ее полотенцами, судя по множеству запахов, сделал лекарственную примочку. Заметив, как я настороженно принюхиваюсь, он весело и лукаво усмехнулся:
— Τам три десятка ингредиентов. Думаю, тебе придется лисой обернуться, чтобы все их распознать.
Упоминание моей родовой особенности совсем мне не понравилось. Мэдлэгч — ценный трофей, и больше всего я жалела даже не о том, что Фейольд представил меня убийцей, а что сказал шаману о моей магии. Я напряглась, подобралась, поджала босые ноги.
— Я ритуальные вещи унесу, кашу поедим, — будто не заметив ничего, спокойно продолжал северянин. — Потом вымоешься, вода нагрелась уже.
Он поднял с пола бубен, прихватил бутылочку с каким-то зельем и ушел в дальнюю комнату. Проводив его взглядом, с удивлением обнаружила, что шаман так и оставил меня на своем плаще, но подложил под голову подушку. Почему он обо мне заботится? Зачем я ему? Что кроется за этой подчеркнутой доброжелательностью?
Он вернулся быстро, головной убор с рогами сменила уже знакомая повязка с рунами и перьями. Шаман выглядел уставшим, но улыбался по — прежнему дружелюбно.
— Пока обедаем, примочка подействует, можно будет развернуть, что бы мыться не мешала, — он протянул мне руку, поддержал, помогая встать. Северянин жестом пригласил меня к столу, сам пошел к печи. — Но будь готова к тому, что рука некоторое время, возможно, несколько дней, будет болеть и не слушаться. Тело не любит сдавления, пережатия, долго потом отходит.
Он взял с приступочка печи уже знакомый горшок, размешал большой деревянной ложкой кашу, щедрой рукой положил ее в глубокие тарелки.
— Хлеб будешь? — шаман встретился со мной взглядом, улыбнулся, когда я кивнула.
Тарелка вкуснейшей каши, толстый ломоть светлого хлеба, стакан кисленького компота из шиповника и клюквы… Боже, спасибо за это, за избавление от боли, за то, что шаман не выдал меня Фейольду! Слезы по большей части удавалось сдерживать, но все равно я то и дело утирала щеки.
Северянин, наверное, меня разглядывал. Я глаз от тарелки не отрывала.
— Ешь спокойно, не торопись. Не отниму, — в его голосе слышалось сочувствие. И как бы оно меня ни удивляло, тут ошибки не было.
Οн сам ел размеренно, а когда моя тарелка опустела, снял со стоящего рядом блюда вышитое черными нитями полотно, жестом предложил лежащие там пироги. Я смутилась, потупилась.