Стало ясно, почему Фейольд смотрел на меня с таким злорадством. Перец. Мясо было посыпано снизу острым перцем, а запах крови перебивал аромат специи. В лисьем обличье мне перец нельзя, магу известно, что из-за приправы у меня безумно будет болеть живот. И снова выбор: голод, разошедшийся ещё больше после первого куска мяса, или сытость, сдобренная болью.
Чувствуя, как начинает гореть язык, я выбрала сытость. Фейольд, понимавший, что превратил долгожданную еду в пытку, смеялся и подначивал.
Вечер и ночь прошли ужасно. Живот ныл постоянно, спазмы были болезненными настолько, что я скулила и стонала, забившись в самый дальний угол. Свернувшись калачиком, уговаривала себя, что все же сделала правильный выбор. Меня и раньше кормили плохо, мало и редко. Если не есть, не будет сил сбежать. Хотя бы попытаться сбежать!
Ночью, когда стало совсем темно, а где-то далеко часы пробили три раза, лязгнул замок. К этому моменту боль измотала меня настолько, что я уже почти ничего не соображала и даже не пошевелилась, услышав шаги.
Ниск встал рядом со мной на колено и прошептал:
— На, пожуй.
С этими словами сунул мне в пасть какой-то незнакомо пахнущий корень.
— Псам помогает, а ты ж такая же животина.
Он оглянулся на дверь, будто боялся, что его могут наказать за помощь мне.
— Ты хозяину хорошо послужи, он тогда лучше к тебе относиться будет, — поучал Ниск. — И это, помни, что то не Старум перца положить велел, то ж магова придумка. Не хозяин виноватый, что тебе сейчас больно.
Охранник поднялся, придержал ключи на поясе, чтобы не звякали.
— Жуй, скотинка, — добавил он и торопливо вышел.
Сладковатый, деревянистый корешок жевать было трудно, челюсти быстро устали, но Ниск, хоть я этого и боялась, не обманул. Действительно становилось легче.
Помощь охранника ошеломляла. Мне Ниск всегда казался лишенным сочувствия, сострадания. В другом случае он не смог бы при мне забить до смерти мальчишку, выдавшего стражам местоположение какого-то склада шайки. Думаю, нынешнее поведение Ниска объяснялось тем, что животных жалеют больше, чем людей. А для тюремщика я лиса, способная изредка разговаривать, но не человек.
Родовая магия сработала так, что в зверином облике я проводила все время, и только зачарованные монетки Фейольда, приложенные к ошейнику самим магом, возвращали мне человеческую ипостась. Но ненадолго, всего на минуту-две. Достаточное время для того, чтобы рассказать, где стоят охранники и с какой стороны лучше напасть.
К счастью, семейное волшебство оградило меня и от насилия. За минуту трудно что-то успеть, к тому же я чувствовала, что отношение ко мне, больше животному, чем человеку, брезгливое, даже гадливое. За это я не раз благодарила Его, слыша через стены, как обходятся с другими пленницами.