Нужно было радоваться тому, что Иокарий все же, хвала небесам, считал Льяну достаточно ценной для знатных семейств и не планировал убивать. Радость омрачалась непроизнесенной, но совершенно естественной для правителя Кедвоса оговоркой «пока».
Лорд Адсид не мог предугадать, какой план родится в голове Иокария, когда принц в очередной раз поблагодарит за то, что выбор Видящей оказался именно таким, какой требовался Зуару. В том, что господа драконы все же как-то исхитрились повлиять на Арабел, лорд Адсид после сегодняшнего разговора и ее слов о странностях ритуала не сомневался. Поэтому шел в резиденцию, где хранилась большая часть родовых книг. В них ректор надеялся найти записи об особенностях ритуалов Видящих.
* * *
Утро началось с письма от родителей. Оно оставило гнетущее впечатление, будто мы с ними серьезно поссорились, и со мной разговаривали, как с чужой. Выверенные фразы, написанные папиным почерком, официальная холодность выражений и скупого совета не брать в свиту Тамону, даже если ей придет в голову настаивать на том, что заключенный мимоходом приблизительный договор кого-то к чему-либо обязывает.
По правде говоря, я и без советов не стала бы по доброй воле связываться с этой девушкой. Не после ее молчаливого соучастия в несостоявшемся изнасиловании. Но и других университетских знакомых я бы не пригласила в свиту. Исключением был только Падеус, однако лорд Адсид совершенно правильно подчеркивал, что он всего лишь человеческий юноша с магической пятеркой. Слишком незначительная для государственных мужей личность, чтобы доверить ему сопровождение будущей аролингской принцессы.
Я знала, что все решат за меня, назначат свиту. Знала, что ничего не могу выбирать. Тщетно пыталась представить лицо своего жениха, но раз за разом видела только драконью ипостась. От этого меня льдом до костей пронизывал ужас, усиленный безысходностью. Еще хуже становилось от осознания, что в нужный момент я со счастливой улыбкой скажу «да».
Из-за этих мыслей на глаза наворачивались слезы, жизнь казалась законченной, а на ум приходило ещё более горькое определение для нее: «загубленная».
От переживаний не отвлекали ни учебники, ни безуспешные попытки отрешиться от какой-то посторонней глухой злости, ни пробы написать родителям более или менее внятное письмо. Гудела голова, хотелось просто лежать, обнимать подушку и плакать. Этому желанию я перестала противиться, когда господин Ρаскиль принес мне обед и передал письмо от аролингского посла. Конверт с нарядной розовой лентой так и остался нераскрытым. Ненужный, нежеланный, обременительный знак внимания!