Простой ответ меня огорчил, на сердце стало тревожно, снова ощутила себя бесправной, лишенной способности влиять на собственную судьбу. Портить настроение родителям не хотелось, обсуждать с ними предстоящие отъезд и свадьбу — тем более. Изо всех сил изображая спокойствие, я простилась с обоими и в сопровождении приставленного ко мне мага побрела в университет. Запершись в комнате, взялась за учебники и до вечера читала о кристаллах и защитных амулетах.
Сумерки заползали в комнату, разбирать слова постепенно становилось трудней. Я только собралась зажечь кристаллы, как в дверь постучали. Я замерла, затаилась, не сомневаясь, что в коридоре не лорд Адсид. Общаться с кем-либо другим не хотелось.
Стук повторился, но не настойчиво, скорей, робко. Голос лорда Цорея, окликнувшего меня, звучал так же. Через минуту послышался шорох — письмо аккуратно встало на полочку под зеркалом. Когда шаги будущего главы рода Татторей стихли, я тихонько подошла к двери и взяла конверт, заинтересовавшись тем, что мог написать этот удивительно настойчивый юноша.
Его послание я считала мастерски составленным. Комплиментов ровно столько, чтобы они казались уместными, не нарочитыми. Упоминание помолвки было вовсе не поздравлением, а лишь поводом поговорить о подаренном доме и предложить мне помощь достойного доверия законника. Чтобы обсудить все без суеты и лишних ушей, лорд Цорей приглашал встретиться в городе на следующий день. О том, что ни на лекциях, ни в столовой меня не застать, юноша не обмолвился. Зато упомянул, что уже в начале следующей недели все несостоявшиеся невесты Его Высочества вернутся в университет. Не знаю, задумывалось ли это как предупреждение, но я именно так эти слова и расценила.
Лорд Адсид в тот вечер на ужин меня опять не позвал, что казалось плохим знаком. К счастью, я заметила появившуюся на полочке записку от него раньше, чем пришла к мысли, что ограничением общения он наказывает меня за какую-то неочевидную мне оплошность. В записке лорд ректор приглашал позавтракать вместе и желал доброй ночи. Простые слова не дали мне совсем загрустить и даже притупили желание уехать поскорей из Кедвоса.
Ночью спала неспокойно, все металась между видениями. Знакомый человек с жестким взглядом вновь требовал от кого-то клятвы на крови. Красные отсветы на худощавом лице делали его слова совсем жуткими. Ответа его невидимого собеседника я не слышала, а вот голос, уговаривающий меня играть по чужим правилам, напротив, был очень отчетливым. Видение пустоши дополнилось запахами, а огромный кристалл на сколе рассеченной молнией скалы манил и, казалось, нашептывал что-то утешающее.