– Руби, – зовет Дилан, – посмотри на меня.
То, как спокойно вдруг звучит его голос, вынуждает меня поднять голову и смущенно посмотреть в эти голубые, потемневшие глаза. Меня сковывает страх, потому что я слишком хорошо понимаю, что он хочет услышать.
– Ты и Эллиот. Да или нет? – сухо спрашивает Дилан.
Я медлю несколько секунд, оттягивая момент ответа сколько могу. Но невозможно же молчать вечно?
– Я… не знаю, что тебе сказать, – пожав плечами, с раскаяньем произношу я. Мне хочется сказать ему, что я его люблю, и если он позволит, я сделаю все, чтобы заслужить его прощение. Пусть только скажет, как и я это исправлю.
Несколько мгновений Дилан ничего не отвечает. Он просто смотрит на меня, но боль в его глазах так очевидна, что разбивает мне сердце. Коротко кивнув, Дилан смотрит куда-то в сторону и, хмыкнув, снова поворачивается ко мне.
– Да пошла ты, Руби.
И затем он уходит.
РУБИ
К дому Мойры и Кевина я добираюсь на рассвете. Из Итаки я выехала поздним вечером прошлого дня и если не считать двух коротких остановок, чтобы заправиться и сходить в туалет, за рулем я провела всю ночь.
Отправляться в дорогу зимней ночью на моем стареньком саабе было тем еще риском, но я просто больше не могла оставаться в Итаке. Мне нужно было уехать – подальше от этого города и Дилана, потому что официально: я раздавлена. Просто уничтожена, снесена той лавиной дерьма, обрушившейся на меня. И наш последний разговор с Диланом добил меня.
Дом Мойры и Кева – небольшой двухэтажный коттедж полувековой давности – единственное место, куда я могу приехать. Что бы там ни было, этот коттедж служил мне домом последние восемь лет и сейчас я хочу быть тут.
Заглушив мотор, я не тороплюсь выйти из машины. Я никого не предупредила о своем приезде и, конечно же, никто не ждет, что я заявлюсь домой в шесть утра.
Дом погружен в тишину, свет нигде не горит, но я знаю, что скоро должен проснуться Кев – он водит школьный автобус и встает рано.
У меня было несколько часов, но я так и не решила, как объяснить дяде и тете свое появление. Конечно же, они станут расспрашивать. Мойра станет, Кев не по части лезть в чужие дела и дело вовсе не в воспитанности или хорошем тоне – обычно ему просто все равно.
Мойра не в курсе Дилана. Я ничего не рассказывала о нем – ни по телефону, ни когда приезжала домой на Рождество. И мне не очень хочется рассказывать ей о нем. Я представляю, что она скажет, в особенности, если узнает, что у меня был богатый парень и я с ним рассталась. Она вполне может обвинить меня в дурости.
Сидя в машине, я набираюсь храбрости, но минут через двадцать наконец-то решаю – будь что будет и выхожу из сааба. Прихватив свою дорожную сумку – еще не знаю, насколько задержусь здесь – я плетусь к крыльцу и с тяжелым сердцем стучусь в дверь.