– Знаешь, я думаю, что знакома с этим мальчишкой. Узкоглазый такой, да?
– Точно! Он.
– Я сама чудом от него спаслась. Этот пес едва не убил меня. Встречу, самолично пятак расквашу.
– Кому? Псу?
– Ну да. Дайко – нейвер. Он из оборотней королевства Палящего солнца и легко превращается в собаку.
– Блин, – Настя заволновалась, – сколько раз Вася устраивал облаву на мальчишку, но тот всегда уходил! А мы то думаем, откуда в подземелье бродячие собаки?
– Их много?
– Угу. Побольше нас.
– Значит, нейверы давно в деле. И отряды эльфов прямо сейчас пробиваются в Демонову падь. Милая, – я погладила растревоженную подругу по плечу, хотя у самой душа уходила в пятки, – боюсь, вы с Василием попали в крутые жернова, и скоро здесь будет слишком жарко: столкнутся интересы трех сил.
– И мы находимся в самом центре огненного смерча, – полог со звездами откинул подземный король. Рядом с ним стоял мой Эливентор. Никогда еще я не была так рада видеть его.
***
– Тише, тише, – он гладил меня по спине. Я, сама того не ожидая, бросилась муфу на шею. – Ты меня так удушишь.
– Никуда больше не пропадай, – прошептала я, едва сдерживая слезы. Да, женщины непредсказуемы. Сначала они сами выкидывают фортеля, а потом перекладывают вину на своих спутников. Да, это я обиделась и ушла, но почему муф так долго шел за мной? Я волновалась. Не мог появиться еще там, в купальне, и крикнуть, что жив и здоров, и что его не прибили орки? Когда мир вокруг готов рухнуть, так хочется, чтобы в зоне видимости находилась спина, за которую можно спрятаться. – Ты единственный…
Я хотела сказать, что в подземелье творится беззаконие, драконы устраивают одним им известные игры, нейверы тоже пытаются урвать чужое, а еще следом за нами в подземелье пришли эльфы, и как бы не случиться войне, а потому ему, как единственному среди нас представителю власти, следует показать, что он поддерживает повстанцев, и что мы все на стороне добра. Его пламенная речь подняла бы боевой дух четвертой, тайной, только что обнаруженной нами силы, что способна перевесить чашу весов в предстоящем сражении.
«Все будет хорошо, – ждала я от него заверений. – Я-власть не позволю твориться несправедливости. Я-закон встану на защиту обманутых и обездоленных». А муф Эливентор вместо важных для моих собратьев слов прижал меня к себе так сильно, что вышиб дух, и произнес:
– И ты моя единственная.
Последовавший за этим поцелуй начисто лишил не только дара речи, но и способности трезво мыслить. И, о, боже! Я ответила на поцелуй!
Я была права, заявляя о неспособности трезво мыслить, иначе влепила бы муфу пощечину и заявила, что мой единственный – это Федя, а Эливентор – всего лишь власть и закон. Но как же здорово этот закон целуется, и как беззастенчиво власть покушается на мое целомудрие! Как там пишут в книжках о любви? «Я плавилась в его объятиях?» Нет, я не плавилась. Я растворялась со скоростью сахарного песка, что исполняет в стакане молока парный танец с резвой ложкой, я оплывала, как кусочек масла на разогретой сковороде, я поглощалась целиком и полностью, как путешественник, забредший в зыбучие пески.