— Видишь ли…
— Нет, забудь, — Гилберт сложил руки перед собой. — Он поступил так, как ему было приказано. Он поступил так, как должен был поступить я. Это я должен был решить тот вопрос, а не отправлять другого. Я сам должен был заставить старика, чтобы он вывел нас. И раз уж я отправил другого, то и должен был нести ответственность. Ведь это был мой приказ. Ведь правда?
Он вздохнул и продолжил, не давая Салливану ответить:
— Он показал, что готов на решительные поступки, которые приведут к победе. Он достоин стать командиром, а не я… но…
— Тебя беспокоит что-то другое.
Гилберт почесал затылок и вздохнул ещё тягостнее.
— Да. Мне всегда казалось, что пехота Леса — это особенный отряд. Как в сказках про рыцарей, но хоть мы и не рыцари, но ведём себя не менее благородно. А может даже и более, потому что рыцари лорда Дренлига — те ещё головорезы и бандиты. Мы соблюдаем правила, мы не убиваем пленных, не издеваемся над ранеными, не приносим зла мирным людям. И вот, офицер пехоты Леса угрожает ребёнку…
— Гилберт, мне кажется, ты…
— Витаю в своих мечтах? — Гил усмехнулся. — Может так и есть, просто не хочу замечать очевидного. Но я помню твои рассказы, когда я был маленьким, в них всегда твой отряд побеждал зло…
Потому что Салливан рассказывал только хорошие истории, опуская всё плохое.
— …Многие уважительно вспоминали солдат Леса, их победы. Поэтому я так хотел сюда попасть. Ветераны знали, кто мой отец, вот и рассказывали про тебя много хорошего.
Тоже не упоминали плохое. Салливан сжал кулаки и посмотрел на Гилберта. Его родной сын, которого сам и бросил. Сын, который вырос на сказках про идеальных воинов, который не замечает, насколько все вокруг жестоки. И однажды он узнает правду. Гил решил пойти по стопам отца, не зная, кто таков его отец на самом деле.
— Что же я наделал? — тихо прошептал священник сам себе.
— Что ты сказал?
— Ничего.
Отец Салливан пытался спасти собственную душу, но обрёк на опасность своего сына. Да, у Спасителя есть чувство юмора. Рано или поздно Гилберту скажут правду. Если даже такая мелочь его расстроила, когда никого не убили и даже не изнасиловали, что он скажет о других проступках, не в пример хуже? Нет, надо оставить эти глупости и спасти сына, любой ценой. Вот только как? Какое может быть спасение души, если думаешь только о себе? Это гордыня, которую отец Салливан пытался избежать, но не заметил, как она подкралась сзади и схватила его за горло.
— Пожалуй, да, я идеалист, — сказал Гил. — Мы на опасной войне и здесь не до сантиментов. В конце концов, ведь мы выполнили свою цель…