— Я тоже надеюсь на это, — отозвался темнокожий мужчина. Кажется, он был одним из смотрителей заповедника. — Молюсь о том, чтобы Руанда была добрее к нашей девочке, чем земли Уганды.
Любопытно. А ведь и в самой Уганде велась борьба за повышение львиной популяции. Пять остальных львов для Руанды доставят из ЮАР, для которых там настоящее раздолье. Но в Уганде каждый лев был на счету, так почему вышло, что именно Шему и другую львицу неожиданно решили перевезти к соседям?
Но мужчины больше не говорили на эту тему.
Львица была под транквилизаторами и с минуту на минуту ее, как и вторую, должны были погрузить в грузовик. Я не выдержала, заглянула внутрь. Одинцов смотрел на Шему, как мог бы смотреть на новорожденного сына — с безусловной безграничной любовью.
Хотела бы я, чтобы он смотрел так на меня, но, похоже, его сердце целиком принадлежит львам и в нем есть место только для одного человека. Его сына.
Я проследила взглядом за его пальцами, которыми он вел по песочной шубе с темными пятнами на животе и лапах. Шеме было всего восемнадцать месяцев, подросток по меркам львов. И в ее окрасе еще сохранялись детские темные пятна на подпалинах.
Красота Одинцова завораживала, как никогда не цепляла внешность Адама. Одинцов весь состоял из острых углов — резкая линия плеч, выразительные скулы, жесткая усмешка. Особенно при нашем первом знакомстве в его доме, когда он впервые оглядел меня с ног до головы.
У него была холодная, мужская, хищная красота, которой хотелось подчиняться. И под колючим взглядом сапфиров я моментально теряла голову, готовая шагнуть прямо в омут.
Я не встречала таких мужчин раньше.
— Воу, Ник. Тоже встретил львицу? — рассмеялся смотритель.
Ах блин. Он забылся и привычно закатал рукава на предплечьях, оголяя лиловые укусы. Я моментально вспыхнула, когда он, ругнувшись, вернул рукава на место. Впервые увидела его руки при таком ярком хорошем свете. Господи, я ведь на нем живого места не оставила!
Рефлекторно коснулась единственного засоса на своей шее и тут же поспешила вон, не заботясь о том, что, поднимая шум, выдаю себя с головой. Я задыхалась от нахлынувших горячих воспоминаний и должна была оказаться от него, как можно дальше. Нам бы ночь простоять, да день продержаться!… А ведь почти смогла.
На улице чуть не пропахала носом красную пыль, споткнувшись на последней ступени. Сердце заходилось в груди, когда я согнулась пополам, словно только что бежала марафон.
Черт возьми, неужели каждый раз, когда я буду видеть его, то голову будет занимать только движения его бедер, от которых даже сейчас слабеют мои коленки, стоит подумать об этом?! Да как жить-то дальше?