— Я лучшая подушка, мне можно.
Все с той же улыбкой на губах он пошел на выход, а я осталась поднимать с пола свою нижнюю челюсть. Мистера Сапфировые Лазеры подменили на кого-то другого, пока я спала?
Он правда это сказал?
Я выбралась следом, ежась от легкого ветра, хотя холодно и не было. Просто зябко после сна.
Легкую отчужденность я заметила сразу же, как вышла. Ну потому что слепой не была. И если я не умела прятать эмоции от других, то остальные участники экспедиции даже не пытались делать этого.
Добро пожаловать в реальность, Саша.
Зина только мазнула по мне взглядом и кивнула, пробормотав: «Спокойной ночи». Вити уже и след простыл. Студентки с ветеринарного бросали в мою сторону косые взгляды и перешептывались. Ясно о чем.
Ладно. Это было предсказуемо. Душой компании я все равно не была, но терять расположение Зины и Вити жаль.
Поискала взглядом причину моих бед, и нашла у входа в одноэтажный отель, где он о чем-то договаривался со встречающим нас темнокожим мужчиной. Черт, а он стоил этого. Представляю, как мы выглядим со стороны, учитывая почти двадцатилетнюю разницу в возрасте, но не представляю, как отказаться от возможности видеть его улыбку и касаться его.
Вдруг четко поняла, что с работником отеля он как раз и договаривается о моем переезде к нему. И пока вытаскивала свой чемодан из ряда других, вспыхнула до корней волос. Потому что все остальные это тоже понимали.
При виде чемодана Одинцова запнулась. В прошлый раз, в Энтеббе, Алене стоило щелкнуть пальцем и к ней подбежали мальчики в ливреях, которые сами отнесли ее чемоданы и чемодан Одинцова в нужный номер. А что делать мне?
Носильщики у отеля не тусовались, похоже, их здесь вообще не было. На обшарпанном боку красовались две поблекшие от солнца звезды. Пока я копалась, водитель решил эту задачу сам — выгрузил чемодан Одинцова на тротуар рядом со мной, захлопнул багажное отделение и вернулся за руль.
Автобус, чихнув, покатил на парковку. Одинцов, закончив с руандцем, подошел ко мне. Подхватил свой чемодан и мой, как будто так и надо, а потом обернулся, глядя на меня:
— Что такое? Идем?
— Ты не тащил чемодан Алены, но мой взял.
Его глаза потемнели. Он отпустил чемоданы на землю, подошел ближе, взял мое лицо в свои руки и сказал:
— Я много чего с ней не делал.
Ох, мамочки.
— Это угроза или обещание?
— Станет угрозой, если ты не окажешься в номере голая и как можно быстрее.
Его глаза блестели в полумраке, пока он нависал надо мной. С иллюминацией здесь тоже была беда, светили только два фонаря, вбитых возле входа. Но Одинцову ночь была к лицу и, оставаясь во мраке, он казался ее частью: порочный, потусторонний, искушающий.