Так они не братья, как я сначала подумала.
Отец и сын.
И Ада, за игры которой придется расплачиваться мне.
Убила бы мерзавку!
- Видишь, ей нечего сказать, - смеется Магнус. – Не решается лгать при мне, что ничего у нас не было.
- Ада? – уже менее мягко, с тлеющей, догорающей искрой надежды зовет меня Финн. – Ты и мой отец… да ответь же мне! Почему ты молчишь?
Перевожу взгляд с одного мужчины на другого, и мечтаю попасть домой. Или хоть в обморок грохнуться. Что мне ответить?
Мне самой, как день ясно что Ада эта с обоими крутила.
И если я буду плохой актрисой, голову открутят уже мне.
Магнус
Ада кашляет.
Убедительно, аж надрывается, тонкая рука мелькает в широком рукаве плаща, она машет на графин.
Финн, метнувшись к столу, плещет в стакан воду.
Несётся к ней.
Она выхватывает стакан и пьет, жадно, струйки воды стекают по подбородку на белую шею, по ошейнику вниз, на грудь, катятся по ложбинке, и дальше прячутся в ткани плаща.
Хороша стерва.
- Захлебнешься, Ада, - усмехаюсь.
Но тело ее влечет. С ног до головы окидываю проклятую студентку, кутающуюся в плащ Финна и поправляю ремень брюк.
Все ещё тянет к ней, но я знаю, это ложно, она чем-то на меня воздействует.
Ада отрывается от стакана.
Финн сверлит ее взглядом, ждёт ответа.
- Он врёт, - кратко припечатывает Ада, и пальцем на меня показывает, так несерьёзно. Переводит взгляд на Финна. - Человека, за которого я замуж выхожу, которому свое сердце доверила - я бы не предала никогда, лучше бы умерла, - в доказательство она прижимает руку к груди.
У нее и голос - чистый источник, живой ручей, пить и пить.
И Финн верит. Оборачивается на меня.
В ладонь впивается угол столешницы, столь крепко сжимаю стол. В сомнениях изучаю девичье лицо, в глазах ищу признаки лжи, взгляд не обманет.
Ищу и не нахожу, Ада словно не врет, со мной не спала.
И этого быть не может.
Она не пришла вчера.
Но раньше, каждую ночь, здесь в кабинете, я помню.
- Вы с матерью сговорились, я понял, - Финн подходит к столу, - Вы не хотите, чтобы я женился.
- Разумеется, - смотрю на девушку. - И я тебе уже сказал почему.
- Я ничего не сделала, чтобы терпеть оскорбления, - она снова подаёт голос, и он действует, как заклятье, в нем столько всего намешано, различаю и страх, и злость, и возмущение, и беспомощность, но не вранье. - Я замерзла, я голая, на мне мокрый плащ.
Наши пересеченные взгляды врезаются в нее.
Она икает, кажется.
- Мы не мерзнем, - зачем-то говорю, ведь она и так это знает, но Ада трясется, будто, правда, от скачков температуры страдает.
- Ты ее довел, запугал, что ты с ней сделал, почему она такая? - без пауз рубит фразы Финн и поворачивается на меня. Не медля заводит руки назад.