Я не поняла, о чем конкретном он говорил. У меня столько было в голове, что я не знала, за что хвататься. Долг, гонки, суд, работа, предстоящий диплом, да даже чертов Вознесенский...
– Никаких шашней до боя. А то знаю я этот взгляд.
– Какой еще взгляд? – ничерта не поняла.
– Все, пошла отсюда! Дел по горло, – рявкнул и буквально вытолкнул меня за дверь.
Что с моим взглядом, черт возьми, не так?
Из клуба Аркадича вывалилась еле живая почти ночью. Необходимо было заскочить домой, переодеться, прыгнуть на мот и ехать смотреть в гараж машину. Обычно после поздней тренировки меня забирали близнецы, но они уже битый час ковырялись в ангаре.
Закинув в стиралку спортивную форму, рванула на парковку к своей любимой ласточке.
Спать хотелось очень сильно, вырубало на ходу. Да и вообще, последние дни у меня был какой-то эмоциональный раздрай. Неожиданное появление Макарова, изматывающая подготовка к бою, финальная гонка, предстоящий суд на следующей неделе, и вечно маячивший на горизонте Вознесенский.
Парень беда. И заноза в одном месте, в том самом, которое он вчера так нагло лапал.
Он со своими шутками стал переходить все грани. И самое странное было то, что это не раздражало. Его открытость, придурковатость и развязность смешили меня. Он напоминал мне моих близнецов, которые всегда вели себя, как дети.
Вознесенский был до ужаса милым. Да чего уж! Парень – обояшка, знал это сам и отлично этим пользовался. Все девчонки универа сохли по нему и его друзьям, а в игрушки он выбрал именно меня.
Меня это пугало, ноооо...
...и льстило. Что совсем не вязалось с моими планами – держаться от него и ему подобных подальше.
Он все время вился рядом, постоянно маячил на горизонте и что-то говорил, говорил, говорил. Порой мне казалось, что ему вообще все равно, поддерживаю ли я диалог.
А это его объятие сегодня.
Да фиг с ним, с Вознесенским!
Меня беспокоила моя реакция на его прикосновение – вот это реальная проблема. Когда он обнимал, казалось, что я под такой защитой, что даже атомная бомба не сможет меня достать.
Всегда все внимание было обращено к Рыжей – к красивой оболочке на мотоцикле. И только Вознесенский обратил внимание на тихую и забитую скромницу. И меня это пугало и интриговало. А так же будоражило и… подкупало.
Почему я вообще об этом думаю?
Плевать!
Я свернула с оживлённой улицы во дворы через промзону и частные гаражи, как ночную тишину разрезал громкий женский крик, который я услышала даже через рёв байка и шлем. Я закрутила головой вокруг, сбавляя скорость, и увидела, как какой-то парень пытался насильно запихнуть девушку во внедорожник.