Затем…
Их разговор состоялся, когда Андрей разобрался с прошлым Прохора, которого, впрочем, тот и не скрывал. Спецназ военной разведки, служба охранителей императорского рода, тяжелое ранение, после которого Прохора и потянуло в лес. Подальше от людей, поближе к природе.
Если не вдаваться в подробности, то все выглядело логично, но…
Эти самые подробности Андрей раскопал значительно позже, что не только добавило веры Прохору, но и придало событиям в крепости совершенно иную окраску.
Да, предательство, но ради чего?
Вопрос, который мучил их столько лет, отпал сам собой. Незаконная дочь Великого князя…
Для кого-то едва ли не честь. Для кого-то — бесчестье.
— Думаешь, пора? — поднялся и Игнат.
Прохор с Полиной были в Москве. И тоже присматривали за Сашей.
Последняя линия обороны…
К девочке привязались оба. Не по службе, которую продолжали нести, по душе, считая ее своей внучкой.
— Если эти твари доберутся до Сашки… — оскалившись, посмотрел на него Реваз.
Почти сто пятьдесят жизней, чтобы убить двоих…
Реваз был прав. И про тварей. И про то, что ради достижения своей цели, некоторые ни перед чем не останавливались.
* * *
— И что же мне делать, Люсенька?
Людмила Викторовна тяжело вздохнула и, отложив газеты, поднялась с дивана.
Студенты, особенно те, кто только начинал восхождение к высшему образованию, уверены, что сложно только им, а вот преподаватели…
Они ошибались. Первая неделя. Первый месяц. Первый семестр…
Потом становилось легче. Студенты были изучены, до самого нутра рассмотрены под микроскопом. Для каждого составлена программа индивидуального обучения. От каждого знаешь, чего ожидать.
А вот пока…
В группе, которую она курировала, двадцать два человека. Шестнадцать парней и шесть девушек. И это не считая других групп, у которых вела практические занятия, и факультатива по медицине катастроф.
А ведь была еще семья, тоже требовавшая ее внимания. Муж, который иногда, как ребенок. Дети, считавшие себя взрослыми и время от времени вытворявшие такое, что волосы становились дыбом. Да еще и история с Яной…
Хорошо, что хорошо заканчивается, однако вздрагивать, вспоминая об этих днях, она будет еще долго.
Даниле тоже нелегко: кафедра — муторное занятие. Плюс пациенты, для многих из которых целитель не только для излечения тела, но и для обретения душевного покоя. Кое-кому лучше бы в церковь, да исповедаться, получая отпущение грехов. А то и в полицию с чистосердечным признанием…
Она утрировала — не было у Данилы таких пациентов, чтобы уже совсем до крайности, но кто кроме нее видел, как иногда замирал супруг у окна и смотрел вдаль, видами природы возвращая себе уверенность и спокойствие.