– Кто научил тебя отражать гарпун жизни, Одри? – спросил колдун. Его голос не звучал ни угрожающе, ни предостерегающе. Он говорил со мной, как пограничник, пытающийся дознаться, из какой я страны и имею ли право пересекать охраняемые им ворота.
Меня еще трясло от пережитого, мысли туманил страх, но я все же додумалась, что не стоит говорить им об Эдвине.
– Не помню, – соврала я. – Я училась у десятков магов.
– Что ж, в таком случае покажи, что еще ты умеешь, – предложил он, улыбнувшись почти добродушно.
Старейшина сделал приглашающий жест рукой, и ко мне с разных концов пещеры двинулись трое колдунов. Бежать было некуда, и я осталась на месте: что бы они ни собирались делать со мной, я не смогу помешать им.
Они встали передо мной, один из них положил ладонь мне на грудь, двое других последовали его примеру, и в тот же миг я ощутила, как меня наполняет теплый поток. Каждая клетка тела оживала, возвращалось осязание, помогавшее мне чувствовать стихии.
Посчитав, что достаточно, двое из них отошли, а один остался, встав в двух метрах напротив меня. Бледнолицый выжидающе смотрел на меня.
– Ну же, – требовательно произнес он.
Я осмотрелась. Чего он ждал от меня?… В глубине души я знала, чего, но не хотела делать этого.
Главный сделал жест, и маг напротив меня напал первым. Он использовал несложное заклинание, которое я развеяла порывом воздуха. Прежде, чем он решился на второе, я опрокинула его новой волной, мысленно встряхивая пространство, как тяжелое старое одеяло, а затем использовала один из приемов Тью, самый слабый. Коснувшись своих плеч сложенным крест-накрест руками, я плавно выпрямила их перед собой, словно раскрывая невидимый мешок, и мой противник дернулся, как будто подвешенный на веревке, а затем потерял сознание.
Колдуны вокруг меня зашептались, их ряды дрогнули, но волнение утихло, как только один из них подошел к телу и объявил, что их товарищ еще жив.
Бледнолиций не обращал на суматоху внимания, он не сводил с меня жадного взгляда. Заметив это, я замерла, чувствуя себя олененком под прицелом охотника.
Его болезненно красные глаза горели, как у похотливого юнца, а рот расплылся от предвкушения: то, что он только что увидел, насквозь проняло его истлевшую душу. Встретив этот взгляд, я, наконец, поняла, что означало это представление.
Они и не думали убивать меня – более того, моя жизнь в куда большей безопасности, чем чья-либо в этой зале. Старейшина скорее бросит против меня еще пару-тройку своих людей просто чтобы посмотреть, как легко я вытряхну из них жизнь, чем позволит кому-то причинить мне вред – по крайней мере, пока я не научу его этим фокусам.