Когда я взяла речь, Паша поднял на меня взгляд, но выслушал тоже молча, ничего не комментируя, из-за чего я решилась на небывалую дерзость:
— Также на этой неделе планируем заняться распродажей имущества «Омеру», — произнесла в конце название нашего главного конкурента. Все коллеги с ужасом воззрились на меня, и смертницей я начала себя чувствовать отчетливее.
— Хорошо, Юлия Валерьевна. Доложите потом о результатах, — кивнул босс, отводя взгляд с моей шеи обратно на бумаги.
Сергей Петрович вскочил с места и поспешно раскрыл окно. Да, согласна, мне тоже не помешает освежиться. Мне босс только что разрешил распродавать по частям «Строймир» и попросил еще отчитаться о результатах? Дяди Демида на его больную голову не хватает!
Бросать гранату в Славина в таких условиях было страшно вдвойне, но я решила, что если не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда.
Стоило совещанию закончиться, как я окликнула Пашу и попросила задержаться для решения важного вопроса. Он остановился, я подошла ближе, и мы застыли друг перед другом, дожидаясь, когда коллеги выйдут. Вблизи он выглядел все так же странно, как и издалека.
Меня ударили по спине, я повалилась вперед. Пашка встрепенулся, выходя из своего странного оцепенения, и проворно поймал меня. А под ноги нам упал мой ежедневник вместе с Мариной.
— Ой, извини, Юль, туфля новая слетела, — шипя от боли при падении, сказала женщина, садясь и демонстрируя мне свою потерянную обувь.
— Не убилась хоть? — поинтересовалась я, выбираясь из объятий Славина и помогая приятельнице подняться.
— Да нет, жива, — ответила она, проворно подскакивая на ноги с моим ежедневником в руках. У меня на глазах она вытащила из него лист бумаги и с невероятной наглостью вернула мне. — Извини еще раз. Я побежала.
И с одной туфлей в руке, со второй — на ноге поскакала к выходу, размахивая моим заявлением на увольнение.
— Марина! — возмутилась я. Она остановилась на пороге, нацепила вторую туфлю на босую ногу и стартанула прочь из зала совещаний, оставив меня со Славиным наедине.
Перевела взгляд на Пашу, который все это время разглядывал меня.
— Злишься из-за вчерашнего? — первым заговорил он.
— Нет, не злюсь. Смысл на тебя злиться, если ты и сам уже через пять минут после криков и визгов понимаешь, что был не прав и бежишь извиняться?
— Ну не через пять, — смутился он. — Но, в общем, да. Погорячился.
Ничего. Я и без заявления могу это сказать. Вот сейчас прямо возьму и скажу. Прямо ему в лицо скажу. Прямо в это улыбающееся лицо. И в глаза, ищущие прощения и одобрения.