— Сделаешь для меня то, что делал для своей госпожи? — спросила Кира и, не дожидаясь ответа, перекинула ногу через его шею, почти усаживаясь на лицо.
— Ненавижу… — прошептал Сай, но от прежней уверенности осталась только тень.
— Это всё, на что ты способен, лерон?
Кира снова взяла его за волосы и прижала голову себе между ног. Губы Сая оставались сомкнуты, и Кира снова продемонстрировала ему плеть.
— Выбирай, как будешь меня ублажать.
Она сама не поверила успеху, когда губы Сая разомкнулись, и язык осторожно прошёлся между складочек.
По всему телу пробежала дрожь. Кира едва не выронила плеть, едва не забыла о том, что делает и зачем.
Медленные движения Сая становились быстрей и уверенней, не оставалось никаких сомнений в том, что он делает это не в первый раз, и что в этом он очень и очень умел. С первого раза он легко находил самые чувствительные места. Гладил их, то нажимая кончиком языка, то принимаясь нежно и трепетно ласкать. Поглощённая неожиданными и свежими ощущениями, Кира не заметила ни мгновения, когда остекленели его глаза, ни той секунды, когда движения стали вялыми и слёзы потекли по щекам.
— Быстрей… — не осознавая, о чём просит, потребовала она, и Сай послушно ускорил движения языка.
Прошло ещё несколько секунд, Кира не сдержавшись потянула его за волосы, плотнее вжимая в себя, заставляя войти внутрь языком, последними аккордами толкнуться в заветный бугорок…
И шумно выдохнула, медленно начиная осознавать, что произошло.
«Вот чёрт», — пронеслось у неё в голове.
Плеть, забытая, валялась на полу.
Сай невидящим взглядом смотрел мимо неё.
Кира сглотнула. По всему выходило, что прямо сейчас никто из них не способен на диалог.
Она наклонилось и прошептала ему в лицо:
— Будешь делать это каждое утро, раб. Каждую ночь, перед сном. Будешь моей игрушкой до конца своих дней, лерон. Если только вдруг… не захочешь что-нибудь поменять.
Кира резко встала, подобрала с пола плеть и на всякий случай отложила её подальше, чтобы не сумел подобрать. А потом, не оглядываясь, вышла за дверь.
Она уже повернула ключ, когда протяжный громкий всхлип заставил её замереть. Мятежник, террорист, бунтовщик, с которым не мог справиться весь СИЦ, плакал в голос по её вине.
Кире стало стыдно как никогда. Она понятия не имела, как вернётся сюда и как посмотрит ему в глаза. «Это твоя работа», — упрямо, как мантру, твердила она про себя. Но вечером, когда Максим отказался идти в спальню, сославшись на работу, обрадовалась — она как никогда хотела побыть одна.
И даже ночью, просыпаясь от неверного света луны, настойчиво заглядывавшей в окно, она снова и снова видела перед собой его глаза — остекленевшие, потерянные. Глаза мертвеца. Видела слёзы, текущие по изрезанным шрамами щекам. Белые костяшки пальцев на верёвках.