Сай недовольно поджал губы, обнаружив, что проговорился, и молча кивнул.
— Как? — продолжала настаивать Кира.
— Господа… Поехали развлекаться в галактическое казино. Тогда только установили контакт, и мода такая была. Выпили лишнего и забыли про меня.
«Господа», — повторила Кира про себя. «А ведь Макс попал в точку. Мариша, видимо, была не одна».
— Госпожу звали Мариша, — предположила она вслух. — А господина — Романо?
Спина Сая ощутимо напряглась. Кира сделала вывод, что да. Постоянным спутником Маришы действительно был тот актёр, и, видимо, с рабами ему дозволялось вести себя на правах господина.
Она вздохнула, удручённая новыми открытиями, и всё-таки принялась намыливать напряжённую спину. Сай стоял отвернувшись, и поймать выражение его лица было очень тяжело, потому Кира не стала слишком углубляться в процесс. Прошлась по линии позвоночника, по рельефным полосочкам шрамов и отступила назад.
— Всё, — сказала тихо. — Я бы с радостью довела дело до конца, но полагаю, дальше ты предпочтёшь сам.
Не дожидаясь ответа, она выбралась из ванной. Подхватила брошенные на пол свитер и джинсы и вышла в комнату.
Сай ещё какое-то время стоял, упираясь в кафельную стену двумя руками. Струи воды текли по его плечам. Лопатки ещё ощущали прикосновения женских рук — он не помнил точно, но сейчас ему казалось, что так его не касался никто и никогда. Проклятый член опять не к месту затвердел. Сай попытался успокоить себя мыслями о том, что это нормально после трёх недель в тюрьме. Как-то это не помогло. Какие бы там ни были внешние обстоятельства, это всегда чревато, когда член раба не слушается желаний госпожи.
«А чего она желает?» — спросил себя он.
Кое-что складывалось вместе у него в голове. Забрав его домой, Кира избавилась от контроля своих хозяев. И прямо сказала ему, что теперь может делать с ним всё, что пожелает. В окно комнаты Сай успел увидеть лес — значит, случись что, его здесь и правда никто не найдёт. А если бы и не это — браслет не позволит уйти далеко. Трёх попыток его снять хватило чтобы понять, Кира не шутит, когда говорит про настоящую боль.
Ещё вчера он был в отчаянье от мысли о том, что снова оказался в чужой власти, снова будет выполнять каждый приказ хозяйки, ублажать по первому требованию и терпеть всё, что бы она ни захотела ему «дать». Терпеть… и благодарить.
На него всё ещё накатывала безысходность от мыслей о том, что после пяти лет бегов и борьбы всё вернулось на круги своя. И в то же время его посещали другие мысли, странные, которые он изо всех сил старался к себе не подпускать. О её руках — таких нежных и желанных. О её нутре — таком недоступном. О её зелёных, колдовских глазах, и безумных, пламенных волосах. О том, как она смотрит иногда — с затаённым любопытством, как будто чего-то ждёт. О том, как ласкает слух притаившаяся в её голосе не женская хрипотца.