Я поперхнулась напитком, принесенным нам в качестве «комплимента» и закашлялась под чьим-то довольным взглядом. Развлекается, да? Ну ничего, я отвечу тем же. Никто не виноват, Кит. Никто не виноват.
— Кого? Тебя? — я смерила его пренебрежительным взглядом. — Дорогой, тебя ревновать — это все равно, что переживать, что на памятник вождя революции голуби садятся. Ты у нас теперь общественное достояние. Кто я такая, чтобы тебя ревновать?
Уй, кажется, я кого-то разозлила. Аж глазами сверкнул. Ну да ничего, так ему и надо. Я не просила, чтобы он меня сюда притаскивал. Да и сильно сомневаюсь, что он часто посещает подобные места. Скорее это попытка меня проучить.
— Если кто у нас и общественное достояние, то только ты, Евсения Воронцова, — он хрипловатого голоса, произнесшего мое полное имя, мурашки забегали по коже. Так, Ева, стоп, отключи воображение. — Ты гораздо популярнее меня. Разве не ты мелькаешь на страницах газет?
— Я не о том, — мило улыбнулась я. — И ты это понимаешь.
— А о чем тогда, принцесса? — он оказался на каком-то подозрительно близком расстоянии. — Или ты хочешь сказать, что я более общественное достояние, чем твой Князев? Но разве не по этому признаку ты его выбирала? Статусность, известность. Что еще нужно таким, как ты?
«Таким, как». Пренебрежительное замечание буквально застыло в воздухе, а я постаралась, честно постаралась, не обращать внимания на боль, возникшую в груди. Вот, значит, какой он меня считает? Что ж, не могу сказать, что для меня это открытие. Хотя, откровенно говоря, в этот момент Кит переходит все границы. И оставить его замечание без внимания я не могу.
Мгновение — и в моих руках оказался тот самый «комплимент», к которому Кит даже не притронулся. Ничего, сейчас сроднится. Я резко вскочила и перевернула содержимое бокала прямо на голову Косинского. И, честно, мне даже дышать стало легче.
— Ты… — кажется, Кит буквально потерял дар речи от моей выходки. Схватил меня за руку и резко потянул к себе, заставив буквально рухнуть на диванчик с подушками на близком расстоянии от него. — Ты понимаешь, что творишь, Ева?
Его голосом, кажется, можно было заморозить море. И плевать, что морская вода не замерзает. До нее просто злой Косинский не добирался. Но страшно мне было. Я знала, что он никогда и ничего мне не сделает. Вот только на общую атмосферу это никак не повлияло. Все напряжение последних дней, сквозившее между нами, казалось, дошло до своей точки кипения и грозилось выплеснуться наружу. И, откровенно говоря, мне страшно представить последствия, к которым это может привести.