Вернувшись в гостиную, я обнаружила, что вещи мои уже выставлены подле опечатанной двери. А вокруг потрепанных чемоданов горят защитные заклятья миледи проректора. И бумажка… А, нет, не бумажка. Диплом! Под ним, сложенным вдвое, прячутся письма. В одном благодарность за отличную учебу (надеюсь, ректору не стало дурно, когда он это писал), а во втором инструкция.
— Что ж, на улице нам жить не придется. Просыпайся, великий воин, — я дернула пса за длинное ухо, — тебя вынесли из спальни, а ты и не заметил!
Гамильтон потянулся, зевнул, оправил узорчатый жилет и снисходительно бросил:
— Заметил. Но! Тебя миледи проректор когда-нибудь на руках носила?
— Нет.
— Во-от, — удовлетворенно протянул он. — А меня — носила.
— Знать бы еще, какие слова она при этом говорила, — фыркнула я.
— А это уже не важно.
Я сняла заклятье, уменьшила чемоданы и положила руку на голову Гамильтона. И позволила себе признать:
— Мне немного страшно.
— Мне тоже, — вздохнул пес. — Все же впереди неизвестность. Вдруг дворцовые кухарки не смогут приготовить для меня нормальную пищу? Мне пришлось очень долго обучать здешнего повара, чтобы он смог сотворить достойный паштет.
Гамильтон продолжал распинаться о том, как он переживает за наше меню, а меня вдруг разобрал тихий смех.
— Ты чего? — пес недоуменно на меня посмотрел.
— Да вот думаю, — я выразительно побренчала монетами, — может сразу твой жилет модистке отдать?
— Зачем? — купился Гамильтон.
— Чтобы она клинышки вшила, — хихикнула я, — разнесет тебя на дворцовых харчах, что делать будем?
Дальше мне пришлось убегать с хохотом, ведь мой компаньон пытался меня сожрать! Хотя этот гурман скорее бы обслюнявил и заявил, что перца много, трав мало и вообще, порядочные собаки такое не едят.
У кованых ворот Академии стояло ландо, запряженное кремово-золотистыми лошадками. Это что ж, на время отбора мне выдали личный ректорский экипаж?!
— Мина! Давай быстрей!
Только в этот момент я заметила Тину и Марона, сидящих внутри.
— О, — глубокомысленно изрек Гамильтон, — дворец, как я понимаю, никому не жалко.
Забравшись в ландо, мы кое-как разместились и я задала самый животрепещущий вопрос:
— Как думаете, с какой скоростью эта прелесть может перемещаться?
Спина извозчика несколько напряглась.
— Столько позолоты, колдо-фонари, — Тина потыкала пальчиком в разнообразные красивости, налепленные на ландо, — со скоростью умирающей улитки. Я, кстати, буду твоей дуэньей.
— Ты?! — Гамильтон был так шокирован, что его человеческий голос перешел в собачий вой.
Отчего он страшно смутился и отвернулся, как будто ничего и не было.