— Мы не в разводе. Я просто взяла паузу, — мне не хотелось ссориться с ней из-за пустяка, поэтому я держала в узде свои эмоции.
— С тех пор, как судьба свела нас снова, ты так просто от меня не отделаешься. Надень что-нибудь поприличней и дуй сюда. Черт с ним, с костюмом! — приказала Энн.
Иногда мне кажется, что в прошлой жизни она была моей мамой или старшей сестрой. Анька была из той категории людей, с которыми мы переходим из одного важного этапа жизни в другой, несмотря на временные расставания.
Пять лет назад, Рим, Италия
Я протискивалась сквозь поток спешащих горожан, которые фыркали и толкались всякий раз, когда я тупила, вспоминая, как мне пройти к железнодорожному вокзалу. А ведь это было всего в пятнадцати минутах ходьбы от посольства, где я оформляла документы на отказ от прежнего гражданства. Это еще раз подтверждало, что ориентация на местности была одной из моих слабых сторон.
У светофора кто-то коснулся моего плеча и изумленно спросил:
— Фасолина?
Я обернулась. Анька! Первая красавица и модница класса, моя лучшая школьная подруга. Я сразу узнала ее по глазам олененка Бэмби, которые здорово маскировали искушенный взгляд на жизнь, и улыбке а-ля Кейт Мосс со знакомой щербинкой между передними зубами.
— Анька! Сколько лет, сколько зим! — мы застыли в объятиях посреди улицы, на проходе, и не обращали внимания на то, что люди вокруг отправляли нас по самому темному адресу.
— Ну надо же! Что ты тут делаешь?
Она уверенно откинула волосы назад и поправила лямку сумки Фенди через плечо:
— Вот, еду к мужу. Во Флоренцию. Кстати, с легкой руки Умберто меня все зовут теперь Энн. А то Анька, да Анька.
Я с восхищением взглянула на нее и удивилась:
— Энн? Необычно! А Умберто — это кто?
— Мой муж. Он родом из Рима, но работает во Флоренции. Врач-кардиолог.
— Да ну?! Ты ведь в Америку уезжала?
— Да, было дело. Даже марафон в Нью-Йорке пробежала.
— Узнаю мою Аньку. Что в голову взбрендит, то и сделает! — я дотронулась до ее руки, не веря, что передо мной в самом центре Рима стоит моя школьная подруга.
— Короче, стартовала одна, а финишировала рука об руку с темноволосым красавцем по имени Умберто, — она снова поправила волосы и я заметила на ее безымянном пальце левой руки обручальное кольцо, а на указательном — еще одно с большим бриллиантом.
— Могу понять этого итальянца! — я любовалась Аней, будто листала страницы журнала Вог.
Она ухмыльнулась:
— Представляешь, задумалась, какой у меня каденс, сто шестьдесят или сто семьдесят? А он сзади так неожиданно бросил мне: “Сто шестьдесят, ваш каденс сто шестьдесят”.