Когда я вернулась, Леонардо уже вытирал кровь с носа рукавом, Энцо отряхивал брюки от пыли, досадуя на рваную дыру на колене, а женщины трещали без умолку, желая получить ответы.
Я подбежала к Леонардо, положив левую руку на его плечо, а правую, с салфеткой, протянула к разбитому носу. Но он задержал взгляд на моем безымянном пальце, где на солнце сверкнул бабушкин подарок. А потом увернулся от протянутых рук и пошел в сторону дома, вытирая кровь рукавом. За ним, причитая и махая руками, семенила Рита.
Когда они скрылись за оградой своего сада, бабушка подошла к Энцо и потребовала:
— Рассказывай, что тут произошло! Вы специально этот спектакль устроили?
— Это наше дело, синьора Сандра. А внучке вашей мои самые искренние пожелания, — с наигранной вежливостью сказал он, и делал поклоны, как только что закончивший выступление артист на сцене.
— Табак знает, что вы не поделили! Ведь как жопа и штаны всегда вместе!
Бабушка толкнула Энцо под локоть:
— Давай, зайди, мы тебя в порядок приведем. Иначе мать тебе еще добавит. Ассоль, чего стоишь, как на похоронах? Веди же его в дом!
Под впечатлением от случившегося, я снова чувствовала, что обстоятельства загоняют меня в угол, и я не в силах что-либо изменить.
Я посмотрела на Энцо. От кривой улыбки шрам над губой был заметен еще больше:
— Сделаешь мне кофе? Только мне americano. Где можно руки помыть?
В голову пришла вдруг мысль, что мне трудно будет понять того, кто пьет черный американо. У него уже не тот вкус и аромат. Анька бы уже, конечно, нашла связь между этим напитком и его стилем жизни.
Я указала на ванную, достала ему чистое полотенце и направилась к кофе машине. Бабушка с Беатой сидели на диване в дальнем углу комнаты и о чем-то секретничали. До меня долетели лишь обрывки их шепота:
— Перестань! Сын за отца не отвечает. Ты не можешь приписывать ему то, о чем не знаешь наверняка. Это слухи и ничего большего.
— Так почему бы тебе не рассказать ей, кем на самом деле являются его дед, его отец? — Беата бросила на меня взгляд, полный сожаления и тревоги.
— Это ничего не изменит. Я не хочу, чтобы она меня потом в чем-то винила, — возразила ей бабушка.
Я наблюдала за Беатой, которая поднялась, направляясь к столу, и громко сказала:
— Давай я сама отрежу хороший кусочек для синьорино Массакра.
Я слышала, как Энцо вышел из ванной и скрипнул, садясь в кожаное кресло.
Ирма вернулась к виниловым пластинкам, вытащила одну из них и минуту спустя из проигрывателя полилась песня группы Ганзен Роузес “Милое моё дитя”
Я взяла ложечку из ящика, насыпала сахар в кофе, захватила салфетку и понесла все Энцо. Но он сидел с закрытыми глазами и двигал руками в такт музыке, словно играл на гитаре.