Эмили сразу же поняла, что не прогадала с выбором. Народа здесь было ощутимо меньше, зато почти каждый прогуливающийся зевака принадлежал к состоятельной части общества. Эмили определила это в два счета: когда живешь так долго в Элладе, как жила она, начинаешь понимать, что о статусе человека говорят такие детали, как определенным образом уложенные складки на хитоне.
Эмили не торопясь осмотрелась, намечая жертву. Она уже много лет не занималась ничем подобным, но была уверена, что не утратила навык, неоднократно выручавший в детском доме.
«Это как езда на велосипеде: один раз научившись, уже не забудешь», — подумала Эмили и улыбнулась. В душе разгоралось давно забытое чувство азарта.
Отбраковав несколько вариантов, Эмили остановила свой выбор на дородной женщине средних лет, делающей покупки в окружении стайки слуг и рабов. Видимо, у нее было запланировано какое-то мероприятие, потому что покупок она сделала много и пока не собиралась останавливаться — многочисленные тюки тащили на своих руках молчаливые рабы; слуги услужливо вертелись рядом, суетливо руководя процессом и боголепно обращаясь к хозяйке за уточнениями. Та же отмахивалась от них, как от приставучих насекомых. Ей было жарко, она постоянно обмахивалась веером и поправляла опускающийся мягкими волнами с головы на шею шелковый шарф. В высокой прическе сверкали сразу несколько гребней, чьи драгоценные камни переливались на солнце и играли бликами. Толстые пальцы рук, унизанные кольцами, то и дело касались лоснящихся от жары щек, утирая пот, но не проверяли висящий на расшитом поясе небольшой кожаный мешочек…
Эмили решилась.
С каждым шагом она все больше ускорялась, а затем и вовсе побежала. Столкновение с дородной женщиной вышло шумным, театральным, с воплями, угрозами и извинениями. Увернувшись от кулаков слуг, Эмили виновато помогла подняться растянувшейся на полу женщине, неловко хватая ту за пояс. Впрочем, извиниться так и не дали: как только разглядели ее одежду и жалкий внешний вид, тут же подняли такой крик, что Эмили предпочла ретироваться.
Она уже миновала два ряда, когда в спину ударил полный ярости вопль: «Кошелек! Мой кошелек! Стража!», и пришлось рвануть от места преступления с еще большей прытью.
Сердце колотилось, как бешеное; агору Эмили давно миновала и теперь бежала по коридору из глиняных стен с проемами вместо дверей — жилому району, причем, судя по качеству кирпича, не самому престижному, а, значит, не самому безопасному…
«Черт, кажется, я свернула не туда…»
— Бриг, стой! Да стой же ты!