Я хожу из угла в угол, рыдаю, гипнотизирую телефон и ничего не могу сделать. Совсем ничего! Я бессильна, как новорожденный слепой котенок. Я не знаю, где они встречаются, телефоны обоих выключены. Мне некому позвонить и позвать на помощь.
Я так боюсь, что отец покалечит Кнута, что совсем не думаю о том, что может быть наоборот…
Спустя два долгих часа телефон разрывается трелью, и я хватаю аппарат даже не взглянув на номер звонившего.
— Паш!
— Мария? Мария Сбивлова? Вам звонят из районной ЦРБ. Полчаса назад с огнестрельным ранением к нам доставили вашего отца. Состояние очень тяжелое, приезжайте.
Какой же он бледный… Серые губы, под глазами темные круги. Левое плечо и грудь перебинтованы — повязку нанесли не так давно, но кровь уже успела просочиться сквозь белоснежные стерильные бинты.
— Выстрел пришелся в грудь, чуть ниже ключицы. Вашему отцу очень повезло, потому что еще бы несколько сантиметров ниже и левее — и пуля угодила бы в сердце. Очень опасное ранение, очень. Стрелявший знал, что делает. Счастье, что промахнулся.
Слова доктора крутятся в голове вот уже несколько часов.
В сердце.
Паша хотел убить моего отца, но промахнулся.
Все наши планы, мечты, наши поцелуи и ночи погребены под вердиктом врача.
Кнут хотел его убить! Моего отца! Человека, которого я так люблю… Сначала он нас поссорил, может, не специально, да, но сейчас он точно знал, что делает.
Как он мог? Как?! Ведь каким бы он ни был — он мой отец!
За те часы, что я металась из угла в угол дома в слепом неведении, я ни единого раза не допустила мысли, что отцу что-то угрожает. Не потому, что Кнут трус или слабак — а потому что он знает, как дорог мне папа. И он любит меня, не допустит, чтобы я страдала… Но, видимо, он так хотел ему отомстить, что плевать хотел на мои чувства.
Из-за его вспыльчивости папа чуть не погиб! Если бы пуля попала чуть ниже — я бы стояла сейчас в морге, а не больничной палате!
— Мань, ты пришла… — отец открывает глаза и слабо улыбается. — Как ты?
— Да Боже, папа, ну что за вопросы? Как ты? — глотая слезы, накрываю его руку своей. — Это… очень больно?
— Терпимо, — еще одна слабая улыбка, от которой сердце облилось кровью. — Не подашь мне воды? Так хочется пить…
— Конечно, сейчас! — беру с тумбочки крошечную АкваМинерале и, открыв крышку, помогаю папе сделать пару глотков.
Все время, пока он пьет, я не прекращаю рыдать. Он жив, Господи, какое счастье!
— Ну-ну, не реви, — «приказывает», пытается бодриться, — я же живой еще.
— Врач сказал, что твоя рана опасна. Очень. Ты мог умереть!
— Ну это же пуля, Мань, не кошка поцарапала, — приложив руку в повязке, морщится. — Ничего, выкарабкаюсь, никуда не денусь.