— Если не ты, то кто? — подаюсь вперед, приближаюсь почти вплотную к стеклу, за что тут же получаю замечание от сотрудника изолятора. Возвращаюсь на исходную и пытаюсь говорить спокойнее: — Кто же в него стрелял, если не ты? Или, может, он сам в себя выстрелил?!
Наглец улыбается еще шире.
— Такое происходит не только в кино.
— Я сейчас уйду, — предупреждаю. — Будь хотя бы сейчас серьезным! Просто скажи мне честно — это была твоя месть за своего отца? Ты решил, что если убьешь моего, то сделаешь мир чище?
— Я хотел встретиться с ним и просто поговорить. Чтобы он раз и навсегда забыл каково это — кидаться на девочку. Он не в первый раз пугает тебя, орет, теперь стал руки распускать. Или ты думала, что я спокойно это все проглочу? Нет, цветочек, хрен там. Я хотел с ним поговорить, может, разок двинуть по морде, но я не стрелял в него. Я этого не делал!
— А кто тогда стрелял? — не выдержав, повышаю голос. — Кто?!
— Спроси у него сама.
Вот и все. Я знаю его, на этом разговор окончен. Он не станет больше оправдываться. Он поделился своей версией. Но ведь это ложь! У папы прострелено плечо, я видела его рану! Не сама же по себе она у него появилась. В него же кто-то стрелял!
Кнут выглядит решительным, он верит в то, что говорит. И я знаю такое его лицо, и в другой ситуации я бы ему непременно поверила. Но не в этой.
На чаше весов «честное» слово и пулевое ранение. И второе ощутимо перевешивает. Я бы мечтала, чтобы он говорил правду, все бы за это отдала, но разве можно идти против фактов?..
— Знаешь, сколько тебе теперь дадут?
— Да черт с ним, сроком, мне уже не отвертеться, это я уже понял. Ты мне лучше скажи — ты, правда, ждешь от меня ребенка? — лицо озаряется теплой улыбкой, и меня разрывает на части.
Я так хочу обнять его сейчас… как мне без него плохо.
Наклонив голову, вытираю рукавом слезы, замечая краем глаза сочувствующие взгляды охранника.
Я хочу что-то ответить, но не могу. Мешает соленый ком.
— Прости, что не ответил вчера на твой вопрос. Ну, рад я или как. Я рад, цветочек, я очень рад, — шепчет, сводя меня с ума. — Жаль, что не увижу, как он родится, не увижу его первых шагов, да и в школу его поведу не я, но хочу, чтобы ты знала — я счастлив, что у меня будет сын. Или дочь. Да, папка ему или ей достался дерьмовый, много сделал того, чем нельзя гордиться, но я все равно буду любить этого ребенка. Да я уже его люблю.
Бросаю трубку на стол и закрываю лицо руками. Эти слова… они вынули из меня душу. Я не вынесу это все, просто не переживу!
Не прощаясь и даже не оборачиваясь покидаю холодное помещение изолятора, буквально кубарем выкатившись в душный вечер. Меня тошнит, кожа до сих пор гудит от унизительной процедуры обыска. Хочется поскорее приехать домой, принять душ и отгородиться от всего мира в своей комнате. И забыть это все как можно скорее.