Но самое главное — Паша не стрелял в отца, а я такое о нем думала. Такое наговорила… Господи, я настоящая дрянь! Это я не заслуживаю его, а не он меня.
— Прости меня, Мань, — прогибается матрас — отец опустился рядом. — Просто когда я узнал, что ты с ним… Именно с ним… Тебе не понять, у тебя нет своих детей.
— У меня будет от него ребенок, — хриплю, размазывая по осунувшимся щекам слезы. — Даже это тебя не остановило. Как так можно? Это же… бесчеловечно! Желать своей единственной дочери остаться матерью-одиночкой по-твоему высшее проявление отцовской любви?
Отец молчит, глядя на носки своих серых больничных тапочек. Седой и такой постаревший… Я ненавижу себя за эти мысли, но сейчас мне его не жаль. Ведь меня ему было не жаль тоже. Словно шоры с глаз слетели, раз! — и я мигом прозрела.
— Что она тебе сделала? Променяла на отца Паши? — выходит уверенно и твердо. Я больше не плачу. Настоящая пародистая Свиблова, гордись мной, папа.
Отец снимает очки и долго трет пальцами переносицу. Он не хочет ворошить прошлое, но придется. Я не уйду, пока не получу ответы.
— Я любил Наташу очень много лет. Со школы. Но с таким как я, как у вас сейчас принято говорить — задротом, ни одна девчонка не хотела заводить отношения. А уж тем более она! Плохие парни из вонючих подворотен — это да, с такими ей было интересно, а я… Отличник в окулярах с первой парты. Лох. После выпускного она уехала в столицу, как и многие в то время, в поисках лучшей доли, но через несколько лет вернулась. Не знаю, что у нее там не сложилось, слухи разные ходили, грязные слухи, но мне было наплевать на все, что о ней говорят. То есть вообще было все равно, ничего не напоминает? — смотрит на меня с горькой иронией. — Я тогда уже закончил академию правосудия, учился на магистратуре, жил отдельно от родителей. Я добился ее внимания и мы даже прожили вместе несколько месяцев… а потом я снял ее с папаши твоего ублюдка.
— Папа!!!
— Он же был никто, понимаешь? Полный ноль! Без образования, без целей, без планов на будущее. Но зато гонял на воняющей выхлопными газами «Яве». И ради этого она меня бросила? Ради смазливой рожи и ржавого мотоцикла? — скривившись, задает вопрос то ли мне, то ли самому себе. — Я плевал на мнение окружающих, зактыкал рты всем, кто смел называть ее столичной подстилкой, я поднял ее со дна, отряхнул… Я бы сделал из нее человека, я знаю, я бы смог, но она предпочла обратно на дно с дерьмом.
— Невозможно заставить себя полюбить кого-то. Как и разлюбить.
— Возможно, Маня. Возможно все. Я же смог потом полюбить твою маму. Мы с ней прожили прекрасные годы.