Что? Какая охота? Какие пару дней «для приличия»? В него стреляли! Врач говорила, что еще бы чуть и в сердце, а судя по его словам, там едва ли не обычная гематома. Он ходит, смеется, шутит… Ведет себя так, словно ничего не произошло!
«Я в него не стрелял. На пистолете даже нет моих отпечатков»
Не дожидаясь конца разговора бесцеремонно открываю дверь и застаю отца у распахнутого окна. В одной его руке початая коробка сока, в другой — телефон. Увидев он меня сразу меняется в лице, улыбка исчезает.
— Я перезвоню, — не глядя сбрасывает вызов и опускает мобильный в карман полосатых пижамных штанов…
— Мань, а ты чего рано так? Ты бы предупредила, что придешь, у меня тут скоро процедуры.
Действительность хлестко бьет под дых, в солнечное сплетение, по щекам.
Удар. Еще удар.
Кнут не стрелял в него. Все это было подстроено.
— Мань… — делает шаг навстречу, а я делаю шаг от него и вытянув руку:
— Не подходи ко мне. Я все слышала.
— Ну что ты слышала, глупенькая? — вымучивает улыбку. — Уверен, что ты абсолютно не о том подумала. У тебя сейчас не самое лучшее психическое состояние, плюс гормоны… Кстати, ты витамины пьешь?
— Не заговаривай мне зубы! Ты хотел подставить его… Посадить ни за что! Он же не стрелял в тебя, да, пап? Не стрелял же? — рывком смахиваю слезы. — Прошу тебя, только не ври мне хотя бы сейчас!
— Маш, присядь, давай нормально поговорим. Без эмоций.
— Нормально поговорим? Нормально?! — голос срывается. — Поговорим о чем? Расскажешь мне, как придумал способ посадить Пашу? Господи, пап, разве можно ненавидеть кого-то настолько?! Это же… дико! Ты — голос закона, а творишь такое!
— Пожалуйста, — оборачивается на дверь. — На пол тона тише!
— Что он тебе сделал? Лично он сам! Что?! Что сделала тебе его семья? Брат? Отец? Мать?
На последнем слове он совсем едва заметно вздрогнул, изменившись в лице.
— Мать? Ты знал маму Паши? — и тут меня осеняет в очередной раз. — Это она та девушка? Твоя первая любовь?
— Я не хочу говорить об этом. Мне пора принимать лекарства, я не очень хорошо себя чувствую…
— Принимать лекарства? — сорвавшись с места хватаю со столика контейнер с разноцветными пилюлями и швыряю ими в отца. — Что там? Аспирин? Аскорбинка? Или что там пьют, когда «оцарапало слегка»?
Отец провожает взглядом закатывающуюся под тумбочку ярко-желтую таблетку, а потом поднимает на меня глаза. И сколько всего намешано в этом его взгляде…
Обессиленно опускаюсь на край больничной койки и, поставив локти на колени утыкаюсь лицом в ладони. Я рыдаю, и в моих слезах тоже намешано столько разнообразных эмоций: облегчение, обида от предательства, страх за будущее, просто колоссальная усталость.