Господи, это никогда не закончится.
— Греческого не было, я взял тебе какой-то другой салат, но не волнуйся, тоже из травы, — Кнут ставит на стол тарелку, а я тяжело вздыхаю. Он — мое самое большое счастье, но и самая большая проблема тоже. Ну почему все так. Почему…
— Прости, аппетит пропал, — обреченно поднимаюсь, забирая со стола сумку. — Поехали домой.
Он пристально смотрит мне в глаза и словно читает мои невеселые мысли. А затем обнимает, крепко. Так крепко, что даже больно ребрам.
— Мне все равно, Маш, я не боюсь твоего отца.
— А я боюсь. За тебя. Поехали, пока не стало хуже.
И судя по тому, что ждало меня дома — уже́.
Интересно, много ему папа заплатил, чтобы он откровенно соврал «под присягой»? Или все было на добровольных началах?..
Окидываю охранника презрительным взглядом и молча прохожу мимо.
— Маш, — подбегая, семенит рядом, — ты извини, но этот твой… парень, он реально тебе не подходит.
— А кто мне подходит? — поворачиваю голову. — Ты?
— Маш, ну правда — прости. Хочешь, я скажу, что не видел ничего. Или перепутал…
— Ты полный придурок, Валера, — вхожу в прохладное нутро подъезда и захлопываю железную дверь прямо перед его носом. Ненавижу «и нашим и вашим», самая мерзкая позиция из всех существующих.
Прокурор Свиблов встречает меня насупленным взглядом и воинственно настроенной позой: руки сложены на груди, ноги на ширине плеч. На переносице глубокая складка отцовского негодования.
Я так люблю своего папу… видит Бог, искреннее, всю жизнь он был для меня идеалом настоящего мужчины: умный, решительный, сильный. Мне казалось, что мне очень повезло с отцом. Но сейчас этот человек целенаправленно рушит мою жизнь, вынимает из нее кирпич за кирпичиком. Он не дает мне расправить крылья, любить того, кого выбрало мое сердце.
— Это подло, папа, — роняю, проходя мимо. Опускаю глаза, не потому, что боюсь его — я просто не хочу на него смотреть.
— Я ведь предупреждал тебя… Надо было просто сделать по-моему! Просто послушаться! Неужели я многого прошу? Я же сказал — в двенадцать. Ты думала, что я шучу?
— Не думай, что мы сдались, — игнорирую его излияния. — Я вернулась только потому, что не хочу, чтобы ты испортил жизнь Паше. Кстати, пока не забыла — в конце августа мы уедем.
— То есть как это? — в голосе явный шок. — Куда?
— Подальше отсюда.
— А учеба?!
— Переведусь на заочный, — вхожу в свою комнату и пытаюсь закрыть дверь, но отец не дает мне этого сделать — просовывает в прореху ногу, а затем вовсе вламывается следом.
— У тебя совсем крыша поехала? — орет. — Нельзя тебе на заочный! Тебе потом на магистратуру поступать!