Она начала дергаться в сторону от меня.
— Раз мерзнешь, погрейся, куда?
Сообразила что ли? Умолкла. Замерла. Вот и правильно. Что от меня отползать-то. Наоборот бы…
И вот наконец она расслабилась, даже чуть прижалась. Когда её попка вжалась в мой пах, пришлось прикладывать массу усилий, чтобы не повторить свои фантазии. И так слюной её уже почти залил.
Но у неё даже запах изменился, страх почти пропал. Это хорошо. Нельзя пугать больше. Не буду. Так приятно её в руках держать. Сразу мысли глупые об отсутствии памяти не лезут. Вообще все мысли в паху. И вся воля направлена на то, чтобы себя сдерживать.
Она закрыла глазки и засопела снова. Уже не дрожит, и теплая вся. Вот. То-то же. А сначала уползала… И мне хотелось снова растянуть это время до утра, чтоб подольше с ней вот так полежать.
Хорошо.
Задремал совсем немного. Все налюбоваться не мог. И жалел.
Проснулся с первыми лучами солнца. А рядом — это чудо. Чуть не взвизгнул от счастья. Нюхал её, трогал осторожно, чтоб не будить, прикусывал совсем немножко, аж слюна капала. Приятно так. И так обидно стало, что она, проснувшись, притворилась, что дальше спит.
Опять не нравится ей что-то? Я же лаской. Глупая самка.
Чтобы не сорвать на ней свое раздражение, подорвался в лес. На охоту. Покормить надо. Может голодная — от этого и злая?
Далеко не пойду. Быстро надо. Да и кабана она не съест. Ей бы что поменьше, помягче, вкуснее. Ну и вдруг испугается опять одна-то.
Времени на то, чтобы отловить длинноухого и прикончить ушло совсем ничего. Но я не торопился сильно. Пусть осмотрится, обживется, осознает, как ей повезло. А я приду с пищей. Порадую.
Смотрю, а она в дверь высунулась. Встречает. Хорошая девочка.
Но тут же внутрь забежала обратно, спряталась. Поиграть хочет? Бодрым шагом шел к жилищу. Даже не подозревал о том, что у нас дальше выйдет.
А как вошел, застыл сначала от неожиданности. В угол забилась и зверем на меня смотрит. И снова запах страха. Да что с ней не так-то?!
Кинул ей добычу. Пусть увидит, какой я. Поймет.
Но она и этого не оценила. И судя по недоумевающему взгляду, который от дичи переводила на меня и обратно, и не понимала, что к чему. Оглядывалась вокруг зачем-то, будто искала что. Да что тут можно искать. Она, да я.
И заяц.
— Ешь, бестолковая, — подвинул тушку к ней ближе.
Она, будто готовясь к чему-то страшному, глубоко вдохнула и что-то там прощебетала. Голос — ну чисто ручеек свежий переливается, лучше иволги в лесу. Слушал бы и слушал. Ни хрена не понятно, но очень приятно.
А она глаза опускает, не смотрит на меня. Обидное что ль что-то сказала, раз так испугалась? Сжалась вон опять. Ох, натерплюсь я с ней.