- Вот только я не могу тебе дать этого,- тихо прошептала дылда. – Тагир, беги от меня.
Ее тихие слова, как осколки бритвенно – острых стекол впились в мозг, раскровили внутренности, которые словно жгутом скрутила болезненная ярость. Чертов мент, зря он его не уничтожил. Пусть бы она видела, знала, что он ничтожество. Что он не может даже бороться за эту чертову дуру.
- Я не могу предложить тебе свое сердце.
- Мне достаточно тела, — ухмыльнулся Тагир, снова становясь собой. Напридумывал себе черт знает что. Обычная баба с прицепом. Но чем – то она его зацепила. И скорее всего наваждение пройдет за месяц. Дольше еще ни разу не случалось.
- Это пока. После ты захочешь большего,- упрямо выпятила Светка подбородок.- И это будет трагедия. Потому что я не смогу. Я люблю его. Всю свою жизнь люблю. Видно такая моя карма была родиться однолюбкой.
- Это ничтожество, променявшее тебя и сына на сладкую косточку? Ты полная идиотка если думаешь...
- Нет, я не думаю и уже не жду. Я просто хочу быть честной.
- Да кому она нужна твоя гребаная честность?- взревел Беросов, со всей силы запустив тяжелой сковородой в стену. Ярость рвала на части, выкручивала, выматывала. – Ваське, которому ты всю жизнь врешь, про отца героя?
- Мне,- твердый голос звенит. – Я хочу быть честной по отношению к себе.
- Поэтому мне дала сегодня ночью? – сейчас Тагир чувствовал себя подонком, и его это наконец встряхнуло. Быть самим собой намного легче.- Так тебе проще быть честной с собой?
- Пошел вон.
Надо же, обиделась. Губка дрожит от злости и едва сдерживаемых слез. Смотрит на испорченные обои, и морщит свой нос. «Господи, ну зачем ты столкнул нас, видно за грехи мои» - пронеслось в мозгу, прежде чем он смог сообразить, что точно не уйдет.
- Отпусти,- задохнулась Светка, когда он подхватив ее под ягодицы буквально бросил на обеденный стол. Чертов халатик, как смирительная рубашка поддался не сразу. – Пусти.
Ее шепот, тихий стон, полный болезненной обреченности его не остановил. Невозможно сдержать обезумевшего зверя, он и не стал пытаться.
- Я научу тебя быть моей,- прохрипел в розовое ухо.
- Но заставить не сможешь,- отозвалась она тихим стоном.
- Это мы еще посмотрим,- успел прорычать он, прежде чем окончательно рехнуться.
*****
- Это что? – спрашивает Катька, с любопытством разглядывая как рукастые рабочие собирают новую кровать в моей маленькой спальне. Я равнодушно смотрю зав тем, как рушится мой компактный привычный мир. – Это намек, или наконец свершилось?
- Тебя это не касается,- отвечаю ровно, хотя хочется орать и биться в истерике. Останавливает только то, что рядом крутится восторженный Васятка прижимающий к груди Тигрулю. Смешно, теперь наш дом оккупировали два Тигрули. И один из них совсем не белый и пушистый. И кровать эта – символ того, что я пала. И я ее ненавижу уже. Но при воспоминании о мужских нежных руках в груди начинает гореть, и я будто слышу сладкий вкрадчивый шепот, дарящий чувство уверенности и защищенности. Голова кружится от воспоминаний. Нет объяснения тому что происходит. Но он мне нужен, этот страшный несносный медведь. Просто нужен.