Мой любимый размер (Максимовская) - страница 66

***********

Тагир не торопился. Знал, что на заднем сиденье везет почти  труп почти генерала. Этот ублюдок уже даже не хрипел. Тишину в салоне машины, казалось, можно резать. Настолько плотным был чертов воздух.

Беросов глянул в зеркало заднего вида на своего врага. Что –то всколыхнулось в душе. Такое черное, невесомое, прозрачно - тонкое, похожее на запыленную паутину. Прошлое запустило свои щупальца в сердце, в глаза, в мозг. Рубашка на груди полкана разорвалась, обнажая синеву оскаленной пасти набитого барса. Наколка чуть подрагивала от поверхностного дыхания. Точнее остатков воздуха выходящих из легких умирающего. У него тоже была такая. Оскаленный «Барс».

- Мать твою, мент,- прорычал Барс, разрывая чертово пространство.- Сука.

Тагир вдавил педаль газа в пол. Колеса взревели, оставляя выжженные на асфальте следы протектора.

Улицы слились в одну бесконечную черную линию, он не видел ничего вокруг. Ничего, как тогда, в горах. Тогда умирал он – Тагир Беросов, разглядывая грозовое небо безучастными гаснущими глазами. Слушал отрывистые приказы командира, и знал, что подыхает. Чьи –то руки рвали тельник на его груди, от боли вспыхивали салюты в покрытом тучами тяжелом небе. Он сжимал зубы и не издавал ни звука. Чтобы не опозориться. Не дать слабости вырваться наружу.

Тагир потер шею грудь, точно в том месте, куда вошел осколок. Тогда синий «Барс» набитый на его шее лишился глаза, дав возможность своему хозяину наконец то прозреть. Беросов с тех пор носил только одежду с высоким воротом и больше не боялся ни смерти, ни жизни, ни демонов захвативших его душу.

- Барс,- тихий стон вывел положенца из транса воспоминаний. – Какого хрена ты творишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты не сдохнешь, командир. Не сегодня. Я обещал ей. И сдержу слово.- прохрипел Тагир, до боли в костяшках сжимая пальцы на послушном руле. – И самое главное – я свободен. Я  больше тебе не должен. Это греет душу.

- У тебя ее нет, старлей,- бесцветные губы Егорова скривились, и Тагир почувствовал как вихрится в салоне машины ненависть. Егоров не боялся ни его, ни смерти. - Лучше убей. Слышишь? Какая к черту жизнь, знать, что ты имеешь то, что по праву принадлежит мне?

- Ты ошибаешься, Васек,- хмыкнул Тагир.- Светка моя. Ты не имеешь никакого права быть с ней. По совести, ты ведь так учил нас жить? Ты ей жизнь сломал,  выжег до тла, выломал. Так о чем ты говоришь сейчас? Какая она – твоя совесть? ТЫ ж ее до земли согнул. Не отдам, слышишь? Я воспитаю парня по – совести, по своей, настоящей совести, а не той уродской, которую ты нам проповедовал. Знаешь, Егоров, я ведь не хотел быть тем, кто я сейчас. Но я поступлю сейчас именно по твоей философии. Она мне нужна, а ты нет. Если выживешь – берегись. Молись Егоров, чтобы сдохнуть.