– Это что ж такое, господа?! – удивлённо посмотрел на студентов Белозерский. – Роды были самыми обыкновенными, период конфигурации не такая уж редкость. Что ж вы такие чувствительные!
Ася хлопотала у Астахова, поднося ему пробку от флакона с нашатырём.
– Ой, мой Огурцов, когда раздавленную колесом лягушку видит, кулём валится. Такой легкоранимый! – рассмеялась счастливая родильница. И тут же нахмурилась. – Неужели ещё не приходил?
– Вы адрес дайте, я сбегаю! – с поспешной готовностью отозвалась Ася. Ей более прочих было неловко находиться здесь, когда мужчина работает руками там, где… где Ася не могла представить ничего. Это было тем чудовищней, что Александр Николаевич казался ей таким возвышенным, таким эфирным… Мужские органы, гной, прочие части тел пациенток её не смущали, и она никак не связывала их напрямую с прекрасным ординатором Белозерским. Но при родах, ведомых им персонально, она присутствовала впервые, и это её поразило. Он стал для неё глубже, чувственней, крепче. Это её невероятно испугало. И это же стало причиной того, что её влечение к нему проявилось сильнее. Ей казалось – в том, что он делал, есть нечто порочное, и это порочное лишь крепче привязывало её к нему.
– Погодите бегать! Разрывы есть небольшие, необходимо ушить. Вам надо учиться, Анна Львовна!
– Успеет научиться! – вмешалась Матрёна Ивановна, увидав Асино состояние, которое она прочитала как невозможность ассистировать мужчине в такой женской области, в прямом смысле женской, анатомически и физиологически. – Беги уже!
Ася с огромным облегчением покинула палату, не в силах разобраться с тем огромным, что обрушилось на её девственное неразвитое восприятие.
Из парадной, где квартировала чета Огурцовых, выскочил встревоженный дворник, пересёк двор и выбежал в арку. Развешивающая бельё баба даже не оглянулась. Было понятно, что побежал за городовым. Или кто-то кого-то зарезал по пьянке, или так – и ножа не понадобилось – спился до смерти, такая уж тут публика. И точно, вскоре дворник вернулся с городовым. У городового лик был привычно сурово-обречённым, а дворник что-то торопливо и встревоженно рассказывал, чрезмерно жестикулируя. Типичная картинка.
В тёмном коридорчике убогой квартирки Огурцовых городовой обо что-то споткнулся, чертыхнулся, а дворник завершал своё повествование:
– Гляжу – дверь не заперта. Толкнул…
Вместе они прошли в комнату. На полу лежал Огурцов, точь-в-точь как при визите Концевича. Разве труп повосковел, и пена на губах засохла.
– Ну и вот!
Подытожив, дворник развёл руками, перекрестился. Городовой тоже перекрестился, затем подошёл к телу, нагнулся, пощупал, приметил скромное обручальное кольцо.