– А когда станет ясно, не ушла ли тварь в нейронную глубину и не заморозим ли мы вместе с водой младенца?
«Фуф!» – Белозерский мысленно выдохнул. Всё-таки какая она замечательная и сообразительная девочка! Он обнял её. Для него тактильность была актом проявления радости по любому поводу. Как это воспринимают другие, в особенности такие девушки, как Ася, он не задумывался никогда.
– Дней пять. Возможно, неделя. Всё это время нам придётся держать малыша в состоянии гипотермии, не поднимая до температуры жизни, но и не опуская до температуры смерти. Ваша задача – следить за состоянием льда, температурой и скоростью введения физраствора. И помнить, что это тайная миссия. Во всяком случае, пока. Хотя, конечно, в секрет посвящено довольно людей. Но все они надёжны.
– Я вас не подведу, Александр Николаевич!
Анна Львовна решительно вошла в подсобку. Чуть отшатнулась, ибо вид маленького ребёнка во льду вряд ли кого-то оставит равнодушным. Но то ли те капельки, что она приняла, придали ей мужества, то ли слово «миссия», употреблённое её кумиром. Белозерский накинул на неё кожух, целомудренно поцеловал в лоб и унёсся наверх, в операционную.
Студенты с большим трудом удерживали мычащую от боли и ужаса слабоумную на операционном столе. Вера и Александр помылись, и Матрёна Ивановна наконец успокоила её хлороформом, на что тоже ушло времени куда больше положенного.
– Батюшки святы, здоровая какая! – прошептала старшая сестра.
– Чего смотришь, скальпель в руки – и вперёд! – прикрикнула Вера Игнатьевна на Белозерского.
– Вы позволяете мне быть хирургом? Серьёзно?! В вашем присутствии?!
– Нет, ну что ты! Самое время для шуток!
Он взял скальпель и, весьма ловко пользуясь им, в момент послойно вскрыл брюшную полость. Вера одобрительно присвистнула, не забывая споро ассистировать.
В предбаннике операционной сидел Иван Ильич и плакал. Нет, слёз не было видно на его лице. Но он плакал. Выданный ему пузырь со льдом, во избежание образования гематом от захватов Катеньки, валялся рядом. Барское это дело, на нём и так ничего не останется.
– Когда человек мучается – ладно. А когда божья тварь бессловесная… – пробормотал он в пол.
Александр Николаевич выполнил разрез на матке остро, растянул его и начал извлекать младенцев, действительно сросшихся головами. Это было невероятно сложно, несмотря на его ярко выраженные хирургический и акушерский таланты. У него не хватало опыта манипулирования плотью в нестандартных ситуациях. Вера же созидала нестандартные методики, потому он уступил главенствующее место её рукам. Когда она извлекла плоды, даже многое повидавшая Матрёна Ивановна осенила себя крестным знамением. После чего грохнулась в обморок, предусмотрительно отдёрнув руки от инструментального столика. Порудоминский, стоящий на маске, сглотнул, но невероятным усилием воли остался в сознании. Нилов выбежал в предбанник и там приник к умывальнику. Надо ли уточнять, что Астахова сознание покинуло прежде всех.