Наконец, не выдержав, он ухватил его за грудки, поднял, удивительно отрешенного, и вцепился ему в шею. И прикрыл глаза, впитывая воспоминания из вязкой и неприятной вампирской крови. Старик висел тряпичной куклой, безвольно уронив руки вниз, и словно ничего не чувствовал.
Спустя пару минут Юлиан опустил окровавленного слугу Пацеля и, изумленный, оперся о стену лачужки. Потом и вовсе присел на циновку, чтобы подумать.
Оказалось, что старик этот – Амай – раньше служил при дворце в кордегардии, но чуть больше трех десятков лет назад, после Гнилого дня, он ни с того ни с сего покинул свой пост и обосновался здесь.
В тот день к нему подошел Пацель, еще молодой, и приказав следовать за ним, привел в эту лачугу. И с того момента Амай жил мыслями только о том, что с утра работал на складах у речного порта Элегиара, а ближе к вечеру усаживался дома у очага. Питался впроголодь, женщин не имел и интереса к ним не чувствовал. Друзей у него тоже не было. И все это случилось с ним после разговора с Пацелем. За одно мгновение из обыкновенного мужчины – в отрешенного аскета. Но как? Что же за мощь скрывалась в тщедушном теле лекаря-мага, который одной мыслью поставил на колени Малые Вардцы и исцелил матушку Юлиана, а теперь и забрался в голову к этому слуге? Да так крепко забрался, что тот беспрекословно несколько десятилетий исполняет наказ охранять дом, сгнивая заживо от голода и холода!
Но странным было не только, что мир слуги вдруг сузился до одного дома, где он охранял мешок, а то, что Вицеллий, кроме того единственного случая, больше здесь не бывал. Юлиан отчаянно вспоминал слова учителя о том, что они с Пацелем якобы часто пользовались этим артефактом вместе. Но в воспоминаниях слуги присутствовал один только маг Пацель. Что за несуразица!
В памяти нашелся и тот, кто украл волшебный мешок. Это был один из истязателей тюрьмы дворца. В ночь, сразу же после смерти Вицеллия в подвалах, он постучал ровно пять раз в дверь, и, когда слуга отворил ее, без церемоний вполз на чердак, забрал мешок и ушел.
Юлиан ничего не понимал. Он тер лоб, тер до красноты бледный шрам на переносице и чувствовал, что внутри начинает клокотать ярость. Что вообще происходит? Даже если тот истязатель и знал о происходящем, он никак не имел доступа ни к печати, чтобы отправить фальшивое письмо в Ноэль, ни к канцелярским тубам – не того ранга оборотень.
– Это чертовщина… – шептал сам себе Юлиан. – Сначала события тридцатилетней давности, потом это… Уж не стал ли мой учитель Вицеллий всего-навсего бедной жертвой желания Пацеля, которое вынудило его пойти на смерть? И не окружают ли меня во дворце другие такие же «околдованные»? Ох, матушка, что же вы скрываете от меня со своим другом? Мне кажется, что вокруг происходит нечто темное, что затягивается у моего горла удавкой, но у меня не хватает мудрости разгадать этот замысел. Или это игра моего больного воображения? Уж слишком сказочны происходящие со мной события. И не в сказке ли я живу, что вся моя жизнь – волшебное переплетение случая и судьбы?