– Yfel ðrôwian nâ becnâwan êow, – не очень уверенно ответила Эстрид.
– Тва-а-ю м-м-мать… – протянул я. – Дойчешпрехе? Вас зухт ду хир?
Не то чтобы я был полилингвистом, но парой фраз на паре языков сверкнуть могу.
– Yfel ðrôwian nâ becnâwan êow, – покачала головой Эстрид.
– Ага, теперь стало гораздо понятнее… – пробормотал я саркастически. – Эх…
И тут мне пришла мысль, что надо поискать в меню переводчик. Должно же быть, если для людей делали…
Савол – ладно, он опытный путешественник между мирами, поэтому ему известны все скрытые ништяки и он знает, как болтать со всеми встреченными. Но должно быть что-то, чем общаются местные. Просто ни о какой мирной коммуникации речи идти не может, если ты, вооружённый мужик с этой стороны, не понимаешь вооружённых мужиков с той стороны…
Так, стоп! Это интересная мысль! Я прямо чувствую, как схватил кончиками пальцев скользкую жопу разрешения проблемы.
Вооружённые мужики – это не то. Ещё бы про мужиков в форме вспомнил… Нет, мимо.
Мирная коммуникация. Эти индюки, кидающие в наши благословенные края трупы, просто обречены иметь в качестве языка международного общения некую лингву франку. И обычно лингвой франкой в Средневековой Европе выступала… латынь!
– Сальве! – помахал я рукой Эстрид.
– Сальве… – неуверенно помахала она мне рукой.
– Интеллегисне верба меа? – спросил я.
Это значит: «Понимаешь мои слова?»
– Сик эст, – кивнула Эстрид.
Это значит что-то типа: «Да, конечно».
Вот! Коммуникация! Язык латинский – это вам не хрен собачий!
– Валесне? – поинтересовался я учтиво.
Это я спросил, как у неё дела.
– Ту лудис ме, – раздражённо ответила Эстрид.
Так, надо припомнить… Лудис – играть, если перевести латыни. Ту лудис ме… А, понял. Думает, что я прикалываюсь над ней. Ну да, дела у неё не очень и это понятно.
В принципе, латынью я владею неплохо. Даже в студенческом научном кружке с первого по третий курс регулярно зависал. Тогда я думал, что без латыни в медицине совсем никак. Истина оказалась трагичной, но я не пожалел ни об одном дне, посвящённом изучению этого простого и, в чём-то, гениального языка. Только изучая его можно понять, что это язык экспансии. Он будто целенаправленно разрабатывался для того, чтобы даже самый дремучий варвар, будучи погружённым в среду, через три месяца изучения мог относительно неплохо говорить на нём.
– Что ты забыла здесь? – спросил я на латыни.
– Выживаю, – пожала плечами Эстрид.
– Зачем твои трупы напали на меня? – спросил я.
– Ты хотел сказать мертвецы? – не совсем поняла меня Эстрид.
Видимо, она не очень хорошо владеет латынью, поэтому ей незнакомо слово «cadaver», но знакомо слово «mortuum». Впрочем, кадавр – это больше слово моей профессиональной тусовки и вообще считается устаревшим, поэтому я посчитал, что оно в ходу у людей предыдущих эпох.