В поезде холодно, как и на вокзале. Джини поворачивает голову, глядит на платформу. Поезд, будто по ее велению, бесшумно скользит вперед. Я поправляю рюкзак на полке, и движение застает меня врасплох. Я падаю на сиденье. Бормотание следует за нами в купе, настолько тихое, что, вероятно, это не объявления — их бы никто не услышал. Голоса просто шепчутся друг с другом.
Джини сидит справа от меня — у окна. Поезд минует ряд колонн, мягкими штрихами перечеркивающих свет вокзальных фонарей, и без того приглушенный темными стеклами. Она смотрит на меня, пристально и бесстрастно. Я притворяюсь, что вид за окном интереснее, чем на самом деле. Туннель накрывает нас черным плащом, и мы остаемся одни в маленькой, ярко освещенной камере в сумрачной глубине. Собственное отражение лезет мне в глаза, когда я пытаюсь различить что-то во тьме. Приходится скользить взглядом по стеклу, смотреть искоса. Джини оборачивается, глядит в окно и замирает, словно увидела там что-то интересное.
— Тьма… ты когда-нибудь размышляла над ее сутью, над тем, что она больше, чем просто отсутствие света?
— Да, — честно сказала я.
Джини задавала такие вопросы без всяких предисловий.
Я продолжаю, не желая ее бояться:
— Думаю, как отдельное физическое ощущение, она не отличается от света. И столь же реальна.
Все еще глядя в окно — в туннель, предположительно ведущий на поверхность, — так, что отражение ее лица мерцает во мраке, она спрашивает:
— Думаешь, свет может быть негативным?
— Наверное, — говорю я. — Дай подумать. Да… может… если он ослепляет…
— Это уже слишком, — обрывает она, как прежде, бесстрастно и категорично. — Я имею в виду ощутимое отсутствие.
— … Если в противовес ему не будет тьмы.
Ее тон бесит. Я не позволю ей снова самоутверждаться за мой счет.
— Ты сказала, что тьма может быть ощущением. Я об этом не думала.
Она улыбается, как обычно, не размыкая губ.
— Это хороший ответ, но ты считаешь, что ощущение так же существенно, как предмет?
— Да, — говорю я, потягиваясь.
— И столь же реально?
— Не знаю. Просто говорю, что они оба настоящие.
— Да, — она смотрит на меня в упор — зрачки расширяются, в них тонет мое лицо. — А ощущение может прийти извне?
— Родиться не в разуме?
Я чувствую, что она играет со мной. Пряди волос выбились из ее свободного, низкого хвостика и теперь тянутся ко мне тонкими антеннами.
— Да… — медленно говорит она, словно разговаривает с отсталой.
— Не знаю, — отвечаю я. — Как догадаться?
Джини резко закрывает глаза.
— Верно, — бросает она. — Как догадаться? Зря мы разошлись, но, возможно, в одиночестве узнали много полезного. Теперь можем учить друг друга.