Один из чиновников, смекнув, что сейчас произойдет, начал дрожать, как отравленный ртутью, даже было видно, как волосы у него стали дыбом. Другой принялся креститься часто-часто, словно за плечами у него сидел сам дьявол, и стучать зубами, как больной четырех-
I I I
дневной лихорадкой. Альгвасил рухнул на колени, с мольбой глядя на меня, но тут же повалился на бок без чувств, издав нечто вроде стона, вырвавшегося через ноздри. Крючковатой хворостиной я подцепил спрятанную в кроне каштана веревку, висевшую над вкопанным в землю колом, одним ее концом обвязал руки альгвасила в том месте, где они были соединены, и, пользуясь блоками, начал его подтягивать вверх, так что когда он очнулся, то увидел, что висит в воздухе с раздвинутыми ногами и зад его на четыре локтя приподнят над землею и находится на один локоть от острия кола.
Тут стали меня одолевать слабость и раскаяние в своей жестокости, однако я собрался с духом и решил довести дело до конца — ведь этот бессовестный, бесчестный альгвасил, ничтоже сумняшеся, за несколько дукатов, полученных от продавца индульгенций, подверг меня пытке по такому пустячному поводу, как ссора с тем плутом. И, не желая ни в чем ему уступить, я в уплату за пятьдесят плетей, которыми он меня угостил в Мадриде, срезал прут зеленого падуба и разделал ему ягодицы так, что они стали краснее мака, но это, видимо, показалось ему даже неким облегчением, а не пыткой, зато когда я стал натирать воском острие кола, по лицу альгвасила заструились слезы — понимая, что не зря я его раскорячил и какая пытка его ожидает, он возвел глаза к небу, ибо, как ни горько ему было, он не мог сомневаться, что остается ему лишь препоручить свою душу Господу.
Остальное можете себе вообразить и, дабы вашей милости не искать подтверждений тому, что и так должно быть Вам ясно, знайте, что все это я делал неспроста, не по капризу какому, нет, ведь то же самое сотворил со мною он в дубовом лесу близ Лавапьес: приказал, чтобы мне связали руки и ноги, и после порки с меня вовсе сняли штаны и посадили на острие пики длиною с пядь, причем сама пика была вкопана в землю и вонзилась в меня на всю свою длину в то место, о коем приличие не велит упоминать; вот и я, желая отплатить ему сторицей, возвратил ему сдачу через то же место, да еще с лихвою, ибо насадил его на кол не на одну пять, но добавил еще девять, предполагая, что он будет пронзен весь до самого затылка; однако же я не стал дожидаться, чтобы посмотреть, как это произойдет, такое зрелище было бы мне самому про-