В истории Альваро де Мендосы, рассказанной Д. Чаваррией, чувствуется не парафраз, а вольная или невольная полемика с историей Алонсо Рамиреса, прошедшей «художественную обработку» просвещенного хрониста. Алонсо Рамирес — заурядный человек, лишенный ореола героики, человек-щепка, которого носит по волнам житейского моря. Он ловчит, юлит, мечется, пытается лавировать, но суть от этого не меняется — он остается объектом приложения сил со стороны властей, церкви, пиратов и т. д. К тому же в хронике Гонгоры-и-Сигуэнсы картина мира скорректирована идейно-философской концепцией автора: несмотря на все свои «плутовские» качества, Алонсо Рамирес — католик, и все наиболее крупные его несчастья происходят не столько из-за его собственных грехов, сколько от мучителей-протестантов...
Альваро де Мендоса по характеру своему — антипод Рамиреса. Чаварриа подчеркивает «творческое начало» в его плутовстве — незаурядную актерскую жилку, склонность к мистификациям, подлинный артистизм в подготовке преступлений. Свои многочисленные перевоплощения он не всегда совершает лишь по необходимости (как превращение из студента-аристократа в босоногого водовоза), но порой и по зову сердца (как путешествие с табором богемских цыган). Альваро не становится игрушкой в руках судьбы, он свою собственную жизнь превращает в упоительную игру, торопясь перехватить у судьбы инициативу. В любой, самой грозной, ситуации он осознает и осуществляет свой выбор, вписывает его в своеобразную систему религиозно-этических координат, то есть рефлектирует, оценивает, страстно спорит с самим собой.
На первом плане тут, конечно, стоит вопрос об основном, с точки зрения современников Альваро де Мендосы, его грехе — измене вере. Воспитанный во времена инквизиции и потому особенно ясно осознающий масштаб сделанного шага, Альваро с легкостью фокусника не раз сменит веру вместе с маской. Все новые и новые маски помогут ему ускользнуть от карающей десницы: испанский студент, фламандский купец, богемский цыган, ландскнехт, мореплаватель, пират. Бог для него станет абстракцией, с равной щедростью одаривающей невзгодами приверженцев всех вероисповеданий.
Но вероотступник не превращается в безбожника. Просто горизонты его восприятия расширятся, включая в себя теперь и преклонение перед мудростью мориска (в семье которого чтили Аллаха и который к тому же лекарским своим искусством был обязан китайским врачевателям-буддистам), и терпимость к суевериям цыган, и искреннюю дружбу с язычником Пам беле. До последнего часа рядясь в тогу ревностного христианина, Альваро де