Они знаменуют собой отстоящие друг от друга во времени различные фазы формирования определенного человеческого типа.
Истоки этого человеческого характера, его противоречивую сущность блестяще показал Алехо Карпентьер в своей повести «Арфа и тень» (1979), создав образ самого первого пикаро, ступившего на землю Нового Света,— Христофора Колумба, человека, соединяющего в себе черты Первооткрывателя и Завоевателя. Кстати, прообраз Альваро де Мендосы встречается в творчестве Карпентьера и намного раньше, в рассказе «Дорога святого Иакова» (1958). Это паломник Хуан из Антверпена, бывший студент университета и бывший солдат, что держит путь в испанский город Сантьяго-де-Компостела, но нарушает обет, устремляется в Севилью, откуда отправляется в Новый Свет. Затем, как в поучительной притче, следует божье наказание — тяжкая болезнь и пророческое видение, указующее путь к спасению.
Веселитесь, бедные идальго. Радуйтесь, лихие капитаны, Люди, добрым новостям внимайте, Вас зовут в неведомые страны. Для того, кто повидать желает Чудо новоявленного рая, Ныне десять каравелл крылатых Из Севильи разом отплывают,—
в этой песенке, которой заканчивается рассказ Карпентьера, преподносится лишь заманчивая, праздничная сторона путешествия: избавление от бедности, радость открытия нового— «чуда», «рая», приключений, но не стоит забывать, что поет ее не кто иной, как Дьявол, что это — искушение, то есть в конечном счете все-таки химера.
Так, и Альваро де Мендоса отправляется в заокеанские владения испанского короля, едва отпущены его страшные грехи наемника, отправляется опустошенным, «утратив бога», чтобы грешить в этом «новоявленном раю» еще более жестоко и отчаянно. Но рассматривать его жизнь как все нарастающий шквал грехов, кульминацией которых будет его последний обман — мистификация доминиканцев, то есть своего рода «антивоспитание», значило бы упростить художественно-философскую концепцию Д. Чаваррии.
Личность, заключающая в себе и свет и тень, Альваро не примитивный корыстолюбец и не демонический мститель. Он распахнут для новых впечатлений, он жаждет познания, не может оставаться на месте и удовлетвориться своей долей, как бы заманчива она ни была. Это лишь на первый, поверхностный взгляд вся его жизнь состоит из многочисленных попыток приспособиться к постоянно переменчивой действительности, «вписаться» в нее. Но, по сути, он с ней находится в вечном споре, яростно борется и стремится ее переделать — правда, лишь для себя одного.
Он создает себе десятки новых жизней — новых имен и биографий, новых моделей поведения. Вульгарное лицедейство плута вырастает у него до высот подлинного творчества, где человек становится вровень с богом и даже соперничает с ним,— ведь тот дал Альваро сдчу-единственную жизнь... Чем, как не попыткой сотворить себе свой собственный мир вне законов окружающей реальности с ее войнами, инквизицией, сословной иерархией, оказывается его путешествие с табором по Европе или захватывающая и трогательная робинзонада с негром Памбеле?.. Оба эти случая — не что иное, как попытки создания утопии, которые терпят крах даже не столько под воздействием внешних обстоятельств, сколько из-за того, что дают свои всходы семена ненависти или алчности в душе индивидуалиста, каким предстает перед потомками Альваро де Мендоса.