будто бы.
Палец выскальзывает, и я хнычу. Не хочу, а сдержаться не могу.
Мужчина восхищённо смотрит на меня.
– Ещё? – спрашивает.
И я киваю. Знаю, что плохо себя веду. Но запретный плод сладок. Очень. Искушает меня. Томит обещанием.
Тихон с утробным рычанием терзает мои губы. Чувствую его плоть. Огромную. Вздыбленную. Я для него, что красная тряпка для быка. Если не удержится, возьмёт прямо на этой лавке, что с меня причитается. А мне словно всё равно. Сейчас я на всё согласна. Лишь бы ощутить тёплые волны, разбегающиеся прямо от влажной пульсирующей плоти по моим венам.
– Ненасытная, – похотливо шепчет он мне в рот. – Я не буду тебя долго мучить. Всё случится быстро.
Мне становится страшно от его обещания. Думаю, сейчас возьмёт и на член свой огромный натянет. Пугаюсь, отказаться хочу. И хочется, и боязно. Он… Такой большой. Совсем не как палец. Если палец с трудом вынесла, то как его принять смогу?
Но Тихон, кажется, и не думает об этом.
Рвёт меня на части своими дерзкими поцелуями, грудь терзает до боли да пальцами массирует по влажности.
– Сейчас я снова войду, – предупреждает.
Закрываю глаза, чувствуя давление. Распахиваю от удивления, что сразу два пальца входят. Скользят в меня. Туго наполняют.
– Такая мокрая, – шепчет Тихон. – Идеально готовая.
Краснею от его взгляда. Обжигающего. Воспламеняющего. Порочного.
Тихон шею мою целует. Кожу нежную зубами прихватывает. Трёт всё внутри. И снаружи.
Нет сил сопротивляться. И я тону.
Бьюсь в его руках. Крепко держит. Ждёт, пока дрожь не остановится. Несёт и на полку сажает. Целует глубоко.
– Сейчас я приду, – говорит. – И помою тебя. Отдыхай.
– Куда ты, Тихон? – спрашиваю.
– Разденусь и сразу назад, – усмехается. – Одну тебя не оставлю.
Входит через пару минут. Обнажённый. Я краснею и глаза отвожу.
– Не надо пугаться, девочка, – шепчет Тихон. – Я хочу тебя до боли, так, что искры из глаз могут посыпаться, но, пока не станешь готова, пока не пойму этого, и пальцем тебя не коснусь.
Кривит губы в усмешке, довольный своей шуткой. И я краснею ещё больше от его не озвученных обещаний.
Будет касаться, пока полностью не овладеет.
Но с огромной плотью, что вверх гордо поднята, с венами вздутыми, багряной, гладкой, бархатной, нужно что-то делать.
О таком я тоже в книгах читала. Знаю, что вредно такое перевозбуждение.
Поднимаюсь, беру мочалку и в таз опускаю. Мылю. Руками в густую пену взбиваю. Подхожу к удивлённому Тихону.
Облизываю губы дрожащие и говорю:
– Я тебя первым помою, Тихон, – стыжусь своих слов. – Хочу тебе приятно сделать. Расслабься и получай удовольствие.