Радость моих серых дней (Дибривская) - страница 69

Он смотрит в мои глаза, и я начинаю плакать. От рассказа его душу рвёт на части.

– Твоё имя такое значение и имеет – радость, счастье, – с внезапной нежностью говорит незнакомец, но тут же усмехается: – Служивый, много тебе радости перепало? Сделала она тебя счастливым?

Смотрю на Тихона. Она застыл изваянием каменным. Ни одна мышца не дрогнет на лице. Смотрит куда-то в сторону и слушает внимательно. И молчит.

– Мне вот – нет, – продолжает мужчина свой монолог. – Я был двойным агентом, и меня подставили. Решили по-быстрому сделать из меня козла отпущения. Но и я не лыком шит, слил информацию террористам и переметнулся на их сторону окончательно. На меня объявили охоту. Я хотел отвезти Надьку с дочкой к её троюродному брату Асланбеку, но не успел…

Он ненадолго замолкает, набираясь сил.

– Дальше, служивый, ты знаешь, – он смеётся. – А вот девка – нет.

Тихон переводит взгляд на меня, и я вижу, что нет в нём ни намёка на былые чувства. Всё, что зарождалось, погибло под сенью сегодняшних встреч. Тяжело сглатываю и пуще прежнего плакать начинаю.

– Перебежками перебирались. Из аула в аул. И в одном меня нагнали. Трое их было, дочка, – он рассказывает только для меня, потому что оба мужчины уже были там. В отличии от меня, в сознательном возрасте. – Я вещи в машину паковал на заднем дворе, уже отчаливать из того дома готовились. Мать тебя покормила и уложила в кроватку. Вещи вдогонку в сумки собирала. Трое солдат ворвались в дом. Я услышал очередь автоматную и побежал к вам. Только увидел, как Надька рухнула замертво, а один подошёл к тебе. Нож занёс.

Он еле бормочет себе под нос, но я всё чётко разбираю. Подношу руку к шраму на шее и неистово тру. Это не про меня рассказЯ не хочу! Тихон со свистом выпускает из лёгких воздух и жадно хапает ещё. Смотрит на меня, но видит кого-то другого.

– Потом этот служивый, – кивает на Тихона, – на защиту твою встал. Не по нраву ему было происходящее, но он был младше всех в команде. И против брата не пошёл бы. Прав я?

Он постоянно обращается к Тихону, но не дожидаясь ответа, продолжает свою историю.

– Брат его ножом по твоему горлу чиркнул, дочка, – выдаёт мужчина. – И мать твою тоже его брат расстрелял. Я затаился в предбаннике, а третий, рыжий, особо и не искал. Чисто, сказал, в доме, и они дальше рыскать пошли. Я обезумел от горя. Надьку мою убили, дочку мою убили. Выстрелил убийце в голову и гранату кинул, чтоб следы замести. Да только гранатой одного зацепило. Рыжего. А служивый, видно, и правда счастливой звездой отмечен. Ни царапины. Добить хотел, но услышал из комнаты кряхтенье. Захлёбываясь кровью, ты всё ещё продолжала попытки дышать. Я бросил всё и повёз тебя к лекарю знакомому, что в группировке мужиков штопал. Страху натерпелись все, пока тебя выхаживали. А только на поправку пошла, свёз тебя к Асланбеку. Чтоб жила спокойно. Без матери я бы не сберёг тебя.