Она.
Я сломана. Никогда не исправить. Никому не под силу.
Каждую ночь вижу в своих кошмарах пережитое. Каждую ночь боль с новой силой сковывает моё тело, и я задыхаюсь.
Лежу на столе. Прижатая телом Тихона. Чувствую боль унизительную от его частых проникновений. Чувствую, как от каждого его толчка мой мир разбивается. Как от каждого его слова все мои наивные мечты превращаются в пепел. Разлетаются в разные стороны. Чувствую, как что-то во мне надрывается. Ломается.
Никогда не починить больше.
Нет любви.
Нет надежд.
Нет веры.
Он забрал всё.
И жизнь мою пообещал забрать.
Знаю, что правду говорил. Уничтожит, если встретимся. Ненависть его вспыхнула, как стог сена. Обжигая меня своей силой. И мне всё равно.
Потому что в тот момент, когда Тихон сказал, что не любит меня, и распластал на столе, я умерла.
***
– Валид, дорогой! Как дела? Как сыновья? Как Дарина Саидовна? Приятно слышать. Да, хотел попросить о помощи. Племянницу Севиндж помнишь, дорогой? Да, ей комната нужна и работа. Нет, любая.
Дядюшка отошёл от всех новостей и хочет отослать меня из деревни. Не хочет позора. Останусь – это будет неизбежно.
– Да какое сватовство! – вздыхает дядюшка. – Горе-то какое, Валид! Воспитывал её, образовывал, а она опозорить меня вздумала! В подоле принесла. Да, Валид. Позор-то какой!
Я опускаю взгляд, и тётушка сжимает мою руку.
– Асланбек хорошо всё придумал, – говорит мне женщина. – Устроишься пока в Москве, у Валида Бекхановича. Он – бизнесмен, работу тебе даст, кров. Ребёнок родится, в ясли пристроишь и дальше работать будешь. Или мы его домой заберём. Здесь раздолье, чистый воздух и всё наше внимание. Тебя воспитали и ребёночка твоего поднимем.
Смотрю безразлично. Ничего не чувствую. Абсолютно. Надеюсь, не выдержу родовых мук. Потому что сама никогда не решусь.
***
Дядюшка сам сопровождает меня в Москву. Знакомит с добрыми людьми, которые дали мне кров и работу.
– Вот её документы, – дядюшка отдаёт бумаги своему другу. – Убери, а то потеряет ещё. Или сбежать захочет. Некуда ей, а дома с пузом пусть не вздумает появляться. Начнут в деревне судачить.
Мужчины с довольным видом пожимают друг другу руки. Дядюшка целует меня в лоб. Велит молиться за прощение греха. Только я не стану. Не осталось в моей душе места вере. Ничему светлому.
Я приступаю к работе на следующий день. Убираю кафе.
Официант Шамиль смотрит на меня слишком откровенно. В перерыве зажимает меня в каморке и пытается урвать поцелуй. Тянет свои мерзкие ручонки к подолу платья.