— Как успехи с ассарой?
Третий.
— Я решаю этот вопрос.
А вот и Четвертый.
— К драгоценностям она равнодушна, власть ее скорее пугает, чем прельщает, а мужчины…
— Я в курсе, что ты не смог удержать ее ночью. Теряешь хватку, брат.
— Просто не хотел пугать, — возразил Четвертый, и Юля ощутила, как румянцем вспыхивают щеки, а внутри поднимается злость.
— И когда ты скажешь, что мы ее не отпустим, и она должна будет остаться с Шестым?
— Не торопи меня, — огрызнулся Четвертый, — думаешь легко понять, что творится в голове у этой женщины? Я ищу подход.
— Поторопись, брат. Мне не нравится, что это женщина начинает слишком много для тебя значить. Смотри, не увлекись всерьез.
И Третий хлопнул по макушке своего вальшгаса. Фильярг остался один. Зло поджал губы. «Поторопись!» Легко сказать. Он вспомнил поцелуй, упрямый взгляд, прячущий за решимостью страх. Эту женщину хотелось узнать, она манила как спрятанная в ворохе бумаги конфета. Если бы не спешка, он стал бы неторопливо, наслаждаясь вожделением, разворачивать обертку. Потом так же, не торопясь, попробовал бы ее на вкус, пробуждая страсть и заставляя раскрыться. Эту женщину хотелось приручить, а не сломать. Но Третий прав, на игры нет времени. И все же… Он вспомнил их поцелуй, волну желания, поднявшуюся в теле. И покачал головой… Все складывалось, как нельзя некстати.
Некоторое время Юля прислушивалась — не раздастся ли еще чей-нибудь голос, но вокруг лишь гудел ветер, да задорно чирикала какая-то птаха. Внутри нарастал яростный холод. Крепло желание кого-нибудь убить. Нет, конкретно хотелось прибить Четвертого, но после того, как он вернет ее домой.
Сволочь! Так и знала, что верить нельзя. Обвинение в похищение… Покровительство… Прием… Вся эта лапша активно вешалась на уши с единственной целью — подсластить пилюлю. Похоже, с самого начала ее никто не собирался отпускать домой.
Юля с расстройства долбанула кулаком по ближайшему до чего дотянулась. Ветерок, не ожидавшая такой подставы по затылку, подпрыгнула, недовольно зашипела и сорвалась с места. Девушка охнула, судорожно вцепляясь в седло, перед лицом промелькнула выглаженная на ветру скала, справа, между двух белоснежных пиков, синей полосой блеснуло море, а потом они вывернули на плато, оказавшееся буквально в паре метров над карнизом.
Здесь было красиво. Раскинули под изумительно синим небом игольчатые ветви хвойники, камни покрывал разноцветный мох, создавая видимость полотна авангардиста. У дальнего края белым песцом улеглось облако. И все было бы прекрасно, даже Ветерок не портила пейзаж, если бы не аристократия, группками рассредоточившаяся по плато. И мысли в голове сразу закрутились отнюдь не гуманные.