Впервые услышанная легенда произвела большое впечатление на Самандоса. Но Хтония сказала:
— Что-нибудь и повеселее мог бы рассказать нам, Никос. Как, например, сегодня вечером будет в Париже. Интересно, придет ли Лулу к Елене?
Опять Лулу. Нет, не иначе что они разгадали мысли Самандоса. Но внутренний голос предупреждал: нет, Ставридисы не из тех, кто хочет непременно знать, что в душе у влюбленного парня. Как же тогда быть? Опять промолчать, не поддержать разговор о Лулу?
— Непременно придет! — убежденно произнес Никос. — Она очень любит и уважает Елену.
— Она ей вторая мать, — тихо произнесла Хтония.
Никос не ответил. Опять наступило молчание. Самандос подумал: не успели отъехать от Афин, а сколько загадок — не разгадаешь. И почему певица Елена Киприанис была второй матерью Лулу? Ведь Никос и Хтония — пример большой, долгой и верной любви.
Самандос почувствовал руку на своем плече. Никос предложил:
— Не остановиться ли нам, Самандос-младший, около этих рыбаков?
— Тебе уже есть захотелось? — удивилась Хтония.
— Поговорить, поговорить захотелось, — мягко произнес Никос. Самандос увидел в смотровом зеркале, как Никос помог Хтонии выйти из машины, обнял ее и тихо запел:
На заре уплывают лодки,
Скоро будет рыба в сетях…
После трагического майского дня 1963 года, когда в Салониках был убит Григорис Ламбракис, Никос Ставридис часто приезжал в столицу Северной Греции. Он участвовал в различных массовых политических акциях местной молодежи — членов прогрессивной организации имени погибшего героя — левого депутата парламента. Никос гордился поручением товарища Седого — поехать в Салоники и помочь в организации марша, детали которого надо было выяснить и обсудить с тамошними товарищами. Многих из них он хорошо знал. На пути в Салоники он обычно несколько раз останавливался, предпочитая маленькие рыбацкие селения или простые придорожные таверны. Незнакомые люди, узнавая знаменитого певца, приглашали в гости, просили спеть на сельском празднике. Эти неожиданности в дороге, встречи с простыми греками до глубины души волновали Никоса. Он пел им свои песни, слушал и запоминал древние сказания, баллады, мифы, сохранившиеся в рыбачьих поселках и горных селах. Никос был очень рад, что такие поездки нравились и Хтонии.
В маленьком заливе между темных и щербатых скал, нависших над тихой водой, несколько рыбаков копошились около двух фелюг. По тому, как они споро занимались своим делом, нетрудно было догадаться, что спешат выйти в море. В таких случаях рыбакам не мешают и не отвлекают разговорами. Никос медленно, заметно прихрамывая, подходил к рыбакам. Интересно, подумал Самандос, как поведет себя человек, которого, пожалуй, знают все в Афинах и в больших городах, но могут не знать эти рыбаки, которых мало заботят городские певцы и их песни. Их думы скорее о том, как свести концы с концами в этой трудной жизни. Слишком часто приходят и уходят новые правительства, да и американцы норовят утыкать греческую землю опасными ракетами. Никос, будто почувствовав, о чем думает Самандос, остановился — не подошел близко к рыбакам. Вдруг один из рыбаков повернулся к певцу, внимательно посмотрел на него и, сдернув с головы старенький берет, хриплым голосом произнес: