Булан по-хазарски значит олень. Кабы руки дотянулись до лука, показал бы Тороп хазарскому оленю, что такое сын охотника. Чай, немало оленей добыл он за свои недолгие пятнадцать лет жизни. Чай, не зря родичи хвалили его ухватку да зоркий глаз. Могло ли быть иначе, коли Торопов отец считался Велесовым любимцем, а про материных соплеменников, мерян да мурому, речь шла, что они, дескать, с луком в руке родятся.
Но крепки путы хазарские. Да и свейские оказались не слабее. Булан бей на первом же торжище продал Торопа с матерью ярлу Фрилейфу, шедшему с Итиля домой. Фрилейф не сумел до холодов вернуться в свою свейскую землю и зазимовал с товаром в Новгороде. Когда Тороп узнал, что мать купили какие-то поляне, он решил деру дать. Да куда там! Не помогли путы – плетка подсобит. Верно, недолгий век выпряли Торопу вещие норны, и юная красавица Скульд уже наточила нож, чтобы обрезать нить его жизни. Не купят у Фрилейфа сына охотника, не разбогатеть ему на чужом горе! Горько умирать рабом, да жить рабом еще горше.
* * *
– Эй, Фрилейф! Помощь не нужна? – сочно и раскатисто пророкотал над головой чей-то низкий голос. Тороп расслышал его словно сквозь толщу воды. Но плеть замолкла, и сапог убрался. Мерянин извернулся, чтобы взглянуть на прохожего, прервавшего его муку. Надолго ли?
Раскатистый голос имел достойное вместилище. Остановившийся подле Фрилейфа муж был крепок и могуч. Грудь шириной со столешницу, руки-ноги, как дубовые корневища. Одет богато. Под плащом мерцает дорогим серебряным набором пояс, отягощенный длинным мечом с узорчатой рукоятью, сапоги из мягкой, хорошо выделанной кожи. Сразу видно – боярин или богатый гость. Волосы и борода – сивые, сливаются с волчьим мехом плаща. Продубленное ветрами и солнцем лицо скомкано временем. А глаза – синие, как лен.
У правой руки жмется девчонка лет шестнадцати. Дочка, что ли? На полторы головы ниже и раза в четыре тоньше боярина. Глаза, как у него, – синие, ясные под ровными полукружьями собольих бровей. Кожа тонкая, под кожей видать, как в сахарных косточках мозг переливается. По спине смоляным потоком сбегает коса необхватная, змеится ужом пудовым. Красивая девка, ничего не скажешь! Только какое дело рабу полуживому до боярина и до боярской дочери! Хотя краса нежная девичья – не самое плохое, что можно увидеть в жизни напоследок.
– Здрав будь, Вышата Сытеньсон, – сказал Фрилейф, выговаривая славянское имя на северный манер. – Здрав будь, славный муж новгородский с дочерью красой Муравой! Вот ведь, – продолжал он, – строптивый холоп, что порченый товар, одна убыль от него.