— Нет конечно, никто не использует наемников на границе, в лучшем случае, забрасывают на вражескую территорию, — возобновив движение, она потянула меня за локоть идти дальше.
— Не думаю, что их куда-то там собираются забрасывать, — усомнился я.
— Их и не будут забрасывать, — снова сбивая меня с толку, Лене видимо нравилось наблюдать, как мечутся мои мысли: — думаю, цель где-то здесь, сам посуди, сколько населения в нашей стране и каждый стал обладателем недоступных ранее возможностей.
— Ты имеешь ввиду, всяких радикалов, экстремистов, секстантов и прочих личностей? — наконец-то сообразив, что имеет ввиду девушка, я не мог с ней не согласится: — так-то тогда да, даже мы, обычные студенты с гражданской прошивкой, по возможностям сейчас не уступаем наемникам, то что говорить о всяких других.
— Вот и я говорю, наверняка где-то есть группы людей, достаточно усилившиеся, чтобы представлять проблему, но ещё не угрозу для власти, — произнесла она.
— Ну да, угрозу власти уничтожают военные, а со всякими отморозками могут справится и наемники, — проговорил я пришедшие на ум мысли.
— Отморозки — это мы, — напомнив про случай в поезде и наши топоры, пошутила Лена.
— Точно! Чего это я, а?! — в ответ я тоже улыбнулся, засмеявшись.
Придя в дом, мы устроились в светлице, стоящий на столе самовар ассоциировался с уютом и теплом. Пока нас не было, Алевтина Васильевна успела его вскипятить и принести откуда-то сушек. Видимо забота о постояльцах была её основной работой, в противном случае становилось не понятным, как она успевала ещё и хозяйством заниматься. Спустя час пришло сообщение от Федора, тот предлагал пойти посмотреть, как Гога будет стрелять из снайперской винтовки.
— Иди, если хочешь, а мне лень, — сказал я Лене.
— Не боишься меня одну отпускать? — поддела она меня.
— Если что-то такое ты захочешь, значит я был не достаточно хорош и тут уж ходи с тобой за ручку, не ходи, все равно не уследить, — отмахнулся я от её шуточек.
— Ну а если? — не унималась она, видимо желая увидеть хоть какой-то намек на ревность.
— Я уже сам себя боюсь, — признался я и, помедлив, продолжил говорить: — сегодня утром Гога остался жив по очень странному стечению обстоятельств, я был умиротворен и расслаблен, в противном случае, он бы наверное умер, я не чувствовал никаких причин оставлять его в живых, после всего того, что для него сделал.
— Вот поэтому я и вмешалась в разговор, — вернувшись назад, от входной двери, она присела ко мне на колени и взяла моё лицо в свои ладони: — не хочу чтобы ты таким становился.