Я фыркнула.
— Знаешь, в нашем с тобой случае лучше рано, чем поздно.
— Тогда слушай сюда, бодрая… девочка. Я люблю тебя.
Пальцы сжались чуть сильнее на его запястье, а меня уже в полную меру затопило теплом и нежностью.
— И тогда тоже любил, просто боялся… в полной мере позволить этому быть.
— И я… боялась, — развернулась, оказавшись теперь к нему лицом. — Что тебе этого не нужно. Что ты терпел меня только из-за чувства долга.
— Но ведь это и был мой долг: заботиться о тебе, оберегать. Но это очень приятный долг, очень важный и необходимый. Если бы я не хотел видеть тебя рядом с собой, я бы ещё тогда снял тебе квартиру и раз в неделю завозил продукты, а то и вовсе просто скидывал деньги на карту.
— Но Сеня…
— Сеня был маленьким крикливым младенцем, хоть и центром моей вселенной. Но тем не менее жил я именно с тобой, как с человеком, как с личностью, как с женщиной… хоть и непутёвой.
Я несмело улыбнулась.
— Не везёт тебе с женщинами.
— Отчего же?
— Ну, сначала твоя жена…
— Сильно бывшая жена.
— Сначала сильно бывшая жена, потом я… не стала бороться за нас.
— Я предпочитаю думать, что ты не отказывалась от нас, а просто не смогла быть рядом.
И вот здесь я не выдержала и заплакала, при этом проклиная свою слезливость — ну сколько можно, только и делаю, что реву целыми днями напролёт!
— Я люблю тебя. Уже почти пятнадцать лет как…
Ключевский прошёлся большим пальцем по моей щеке, стирая слезу:
— Тс-с-с, теперь всё будет хорошо. Мы слишком высокой ценой поняли, как это — порознь.
— Вместе мне нравится куда больше.
— И мне, — согласился Игорь и попытался поцеловать меня в губы, но я вдруг увернулась, круглыми от ужаса глазами глядя на Арсения, застывшего в дверном проёме кухни.
***
Выражение его лица не понравилось мне сразу. Он стоял в куртке и ботинках, с силой вцепившись в косяк, отчего костяшки его пальцев побелели.
Ключевский-старший, моментально отреагирововавший на смену моего настроения, крутанулся на месте и закрыл меня грудью.
— Привет, — спокойно улыбнулся он сыну, хотя по мышцам спины было видно, как сильно напрягся. — А мы тут… разговариваем.
Ребёнок молчал, уставившись на нас каким-то диким взглядом, заставляющим сердце в груди замереть.
Я всё-таки показалась из-за плеча Игоря.
— Сень…
— Я всё слышал, — отчеканил он, будто бы выплёвывая слова из себя. — Вы просрали целую кучу лет впустую.
Он говорил какие-то совершенно взрослые слова, а вот эмоции выдавали зачатки детской истерики, от которой становилось жутко.
— Арсений, — грозно одёрнул его отец, но сын был слишком заведён, чтобы среагировать на его тон.