Потерянные в прямом эфире (Евстигнеева) - страница 78

Каким-то чудом мне хватило доли секунд, чтобы выбраться из-за стола, догнать Арсения и вцепиться в белую толстовку железной хваткой. Плотная ткань предупреждающе затрещала под пальцами, но держала я крепко. Сенька крутанулся на месте, собираясь сбросить мою руку со своего плеча, но я каким-то чудом изловчилась и… заключила его в объятия, что было не так уж и просто, если учитывать, что уже сейчас подросток в плечах был заметно шире меня.

— Отпусти, — потребовал Арсений, но даже не попытался выпутаться из моих рук.

Шмыгнула носом и лихородачно забормотала:

— Мне бы очень хотелось остаться в твоей жизни, если ты позволишь. Если ты сам этого захочешь… Не знаю, в какой роли… Вряд ли из меня получится нормальная мать…

— Мне не нужна мать!

— Ну вот и отлично, — печально улыбнулась я, ощущая, как тугой ком подкатывает к горлу. — Значит, я буду тебе другом. Хочешь? Просто другом… Я буду рядом, если ты позволишь…


***

Как бы дико это ни звучало, но после всех  душещипательных сцен мы с Арсением даже смогли вернуться за наш столик. Я извела пачку салфеток, ликвидируя потоп, устроенный липкой газировкой, а он меланхолично жевал картошку фри. Оба ощущали себя выжатыми как лимоны, но мысль о непринятых решениях не давала покоя. Поэтому мы молчали и просто ели, не чувствуя вкуса, словно пребывая в неком трансе.

Домой отправились пешком. Ночь выдалась непривычно тёплой, поэтому мы смело вышагивали вдоль проспектов. Я цеплялась за каждую мелочь, раздувая из неё самый настоящий инфоповод. Профессия радиоведущего обязывала уметь создавать полноценный рассказ из ничего. С упоением повествовала о том, какой была Москва почти восемнадцать лет назад, когда мы с ней повстречались впервые. Арсений подключился к моему монологу не сразу, изредка с недоверием уточняя тот или иной момент. Ему, коренному москвичу, было сложно понять мои детские восторги. Поразительно, но я была всего лишь на два года старше его, когда сбежала из дома покорять столицу.

Спустя пару часов, когда я еле шевелила ногами в своих ботильонах на каблуках, мы вышли к знакомому району. К тому времени Сеня стал заметно словоохотливее, делясь своими воспоминаниями из детства.

— А вон там, — махнул он рукой в темноту, — после дождя обычно скапливается вода и образуется огромная лужа. Мне было лет восемь, когда я решил проверить её глубину и поскользнулся. Ох и криков дома тогда было! Я весь грязный, школьные учебники мокрые насквозь… ещё и коленку разбил. Думал, что отец меня убьёт, повезло, что Аня…

А что сделала Аня, я так и не узнала, потому что Арсений запнулся и густо покраснел, что было видно даже в свете уличных фонарей.