Можно пройтись пешком. Можно, конечно, лечь спать, и проворочаться до утра, та ещё радость! Так что…
Он толкнул дверь и удивленно огляделся — огонёк лампы на столе погас, тьма была кромешной. Где брать свет? Он стоял, приглядываясь, и вдуг понял, что это не его комната. Это комната, где он говорил с Юной. Не спальня, но — часть её покоев?
Она здесь, и надо пройти вон туда, должно быть. Дверь в спальню там.
Оказалось, это именно так. И в спальне было светлее, он различал силуэты всего. И кровать, на которой спит Юна. И он слышал её дыхание. Уйти поскорее?..
Хорошо бы. Но ноги не шли, как преклеились к полу. И если его руки сейчас онемеют, потому что он дотронется до Юны, то пусть. Не жалко. Он приблизился.
И почему ему казалось теперь, что Юна и сама будет не против? Посмеется, когда у него онемеют руки? Да пусть хоть отвалятся. А если прижать к себе её всю? Тогда придётся не дышать.
Не дышать так не дышать.
Он почти упал на неё сверху, удерживаясь на руках, почти касался, но только почти. Безумно хотелось зарыться лицом в её волосы, поймать губами маленькое ушко и пройтись языком по его завиткам, почти неуловимо дотронуться губами до закрытых глаз, добраться до губ — и вот тут уже не спешить, вволю насладиться их сладостью. А потом черед дойдёт до розовых бусинок её груди, такой маленькой, красивой и замианчивой, и…
Юна под ним со стоном изогнулась и обвила руками его шею, а её колено мягко прошлось между его ног, и…
Все.
То есть всё продолжалось. Но способность соображать окончательно покинула Сайгура Кана, графа Дьямона…
Когда способность все-таки вернулась, Сайгур понял, что он проснулся, сжимая в объятиях растрёпанную и сладко посапывавшую Юну с яркими и припухшими от поцелуев губами, совершенно голую и невероятно красивую. Его одежда тоже была… где-то. И сколько именно миль он проскал этой ночью — кто знает. Много…
И ничего не онемело и не отвалилось.
Было так хорошо, что это всё хотелось продлить. И не думать пока, что они скоро расстанутся. И он не стал будить Юну, чтобы протянуть ещё немного эту грёзу. А потом он опять её поцелует…
Ведь то, что он случилось, было странным и невероятным. Не верилось — с ним была Юна, невозможная, недоступная и всегда такая желанная. Его Юна. И почему он встретил её вот так? И как же ему жить, если с ней нельзя, а вдали от неё — будет невыносимо?
Юна потянулась, и открыла глаза. Улыбнулась. Потянулась за поцелуем, а потом сама удобнее устроилась в его объятиях.
— Хорошо спалось, мой леди? — спросил он.
И вдруг подумал — вкус этих слов стал другим.