В другой раз Фрейд встретил сестру своего бывшего пациента, который умер некоторое время назад. Сестра была похожа на своего умершего брата, и в голове Фрейда возникла спонтанная мысль: «Значит, в конце концов, это правда, что мертвые могут вернуться». Зильбург в своём важном обсуждении Фрейда и религии делает следующий комментарий к этому эпизоду, а также ко всей амбивалентной позиции Фрейда по отношению к сверхъестественному:
Даже при том, что Фрейд рассказывал, что за этой мыслью сразу же последовало чувство стыда, остаётся неоспоримым тот факт, что у Фрейда была сильная эмоциональная "черта", которая граничила сперва с суеверием, а затем с верой в физическое бессмертие человека здесь, на земле.
Становится также ясно, что Фрейд сознательно боролся против определённых духовных течений внутри себя... [Он], кажется, находился в состоянии поиска и болезненного конфликта, в котором учёный-позитивист (сознательный) и потенциальный верующий (бессознательный) вели открытую борьбу [28].
Затем Зильбург делает следующий вывод об этих духовных тенденциях, вывод, который подтверждает наше мнение о том, что Фрейд двусмысленно играючи (toying ambivalently) поддавался трансцендентным силам, будучи крайне искушенным в этом направлении:
Эти тенденции пытались утвердиться с помощью хорошо известного механизма искажения и вторичного усложнения, описанного Фрейдом как характеристика бессознательного и сновидений. Эта тенденция приняла форму маленьких, тревожных суеверий, непроизвольных и беспричинных верований в то, что на обычном жаргоне зовется спиритизмом [29].
Другими словами, Фрейд давал волю своим духовным направлениям настолько, насколько это позволял ему его характер, без необходимости переделывать базовые основы этого характера. Максимум, что он мог сделать, это уступить распространённым суевериям. Я думаю, что этот вывод не подлежит сомнению только на основании докладов Джонса; но у нас также есть личное признание Фрейда: «моё собственное суеверие коренится в подавленном честолюбии (бессмертии)...» [30]. То есть, оно уходит корнями в сугубо духовную проблему преодоления смерти, которая для Фрейда была характерна амбиции, стремлению, но не доверию или уступчивости.
Следует очень логичный и крайне важный вопрос: почему Фрейду так нелегко уступить амбивалентности? По той же причине, что и для любого человека. Уступить – значит рассредоточить укреплённый "центр", ослабить защиту, доспех личности, признать отсутствие самодостаточности. И этот укреплённый "центр", этот охранник, эта броня, эта мнимая самодостаточность - те самые вещи, за которые отвечает проект взросления, от детства до зрелости. Здесь мы должны вспомнить наше обсуждение в третьей главе, где мы увидели, что основная задача, которую человек ставит перед собой – это попытка стать отцом самому себе - то, что Браун так хорошо называет «Эдиповым проектом». Страсть к