Отрицание смерти (Беккер) - страница 97

Другими словами, все победы над соперником, включая его собственного отца, пробуждали чувство вины и вызывали реакцию неспособности её перенести. Мы должны понять, что означает "победа" в космологии Фрейда, чтобы оценить масштаб влияния тревоги и выяснить, почему он терял при этом сознание. Это объясняется динамикой классического Эдипова комплекса. Победный "приз" - это, естественно, мать, которую мальчик жаждет, и одержать победу над отцом - означает покончить с ним. Если ребёнок проиграет, месть будет ужасной; а если он выиграет, чувство вины, естественно, будет непреодолимым.

В настоящее время, классический Эдипов комплекс, несомненно, объясняет некоторые обстоятельства феномена страха победы; но сам Фрейд позже отказался от строго сексуальной динамики проблемы, по крайней мере, в собственном случае. К концу своей жизни он откровенно признался, что его нежелание превзойти своего отца было основано на чувстве «благочестия» к нему [47]. В этом и заключался смысл приступа в Акрополе, о котором упоминает Джонс. Сегодня, как утверждают некоторые писатели, мы можем предположить, что слово «благочестие» может быть эвфемизмом для других чувств, которые Фрейд испытывал к своему отцу: он действительно был обеспокоен слабостью своего отца, которая бросала тень на его собственные силы, и что по этой причине он чувствовал себя уязвимым и встревоженным, когда думал о своём успехе.

Итак, мы уже вышли на более широкую и более экзистенциальную почву в объяснении невыносимых побед (the overwhelmingness of victory). Уже два поколения студентов изумляются тем, как 19-месячный Фрейд мог настолько остро анализировать свой опыт, что смог упрекнуть себя в том, что его зависть и злостные желания привели к смерти его брата Юлия. Даже сам Фрейд относился скептически к такому уровню осведомлённости в своей теоретической работе: он сказал, что для столь юного ребёнка практически невозможна зависть к новорождённому [Фрейд завидовал младшему брату Юлию и ревновал свою мать к нему]. Джонс, который всё это записал, очевидно, не смог найти в этом смысла [48].

Джонс говорит, что анализ Фрейдом его обмороков согласно его же концепции "крушения в момент успеха" подтверждается тем фактом, что по случаю каждого обморока происходила спорная дискуссия на тему желаний смерти^>32. Это совершенно верно, но не в том конкретном смысле, как это хотел показать Фрейд, как нечто связанное с мощью победы. Очень вероятно, что Фрейд совершает свою частую ошибку, пытается слишком точно ограничить то, что на самом деле является частью сложного символа и гораздо более серьёзной проблемы. Я имею в виду, конечно, чувство подавляющего опыта, когда человек слишком далеко выходит за пределы своей зоны комфорта, и у него не хватает сил поддерживать это превосходство. Именно это чувство характеризует оба случая обморока, в дополнение к специфическому присутствию Юнга. Вполне логично будет расширить бремя, возложенное на Фрейда, за пределы его реакции на одного лишь Юнга. В конце концов, он держал на своих плечах одно из великих иконоборческих движений человеческой мысли, вопреки всей конкуренции, всей враждебности, всякому очернению, всех других более "духовных" ("оккультных") смыслов, которые человечество считало столь священными, всех других умов, что думали такими возвышенными категориями, настаивали на таких широко распространённых истинах, пользовались столь огромной поддержкой и признанием на протяжении веков. Его организм, в самых глубоких слоях имел полное право чувствовать себя невероятно обременённым такой нагрузкой, и погружаться под этой тяжестью в приятное забвение. Осмелимся ли мы себе представить, что можно с лёгкостью удерживать всё это верховенство, не опираясь на сверхчеловеческие силы? Как можно занять позицию в отношении всей этой безличной и исторической, а также личной, конкретной и физической трансцендентности: пирамиды, трупы на торфяных болотах, собственная новая религия? Как будто весь организм должен был заявить: «Я не могу этого вынести, у меня нет сил противостоять ему». Разумеется, сильная и весомая фигура Юнга, оригинального и независимого мыслителя, даже спорящего и противостоящего Фрейду, усугубляет всё это; но, конкретное присутствие Юнга - только один аспект общей проблемы власти. В этом смысле, для того чтобы окончательно победить Юнга, Фрейду даже пришлось взвалить всю тяжесть психоаналитического движения на свои плечи. Мы можем видеть, насколько уместно понимание "крушения в момент успеха" хотя и не в соответствии с конкретной динамикой, которую имел в виду Фрейд.