— Чего? — хмыкнул он, не видя причин злиться на него.
На ладонь Дейвила упал кристалл, созданный им за секунду.
Кристалл вечной боли, деактивировать который может только его создатель.
Замахнувшись, послал его точно в голову Уоррингтона. Камень распался на кристаллическую сетку, мгновенно опутавшую жирную тушу.
Вопли резаной свиньи раздались моментально. Его отшвырнуло в конвульсиях, освобождая Фоукс.
Она подскочила на дрожащих ногах. Всхлипы все еще вырывались из ее горла. Трясущиеся пальцы не с первого раза застегнули молнию на шортах, с трудом справились с пуговицей.
Ладони судорожно прикрывали грудь под разодранной футболкой.
Уоррингтон корчился на полу, бесконечно вопя.
Фоукс смотрела на него, отступая назад, совершенно не понимая, куда ее ведут подкашивающиеся ноги. Вздрогнула от соприкосновения спиной с Дейвилом.
Отскочила, словно на нее вылили кипяток. Развернулась с диким, неприкрытым ужасом глядя ему в глаза.
Руки сами потянулись к хрупкому, подрагивающему телу. Притянул к себе не раздумывая. Лоб уткнулся в его плечо, и она снова задрожала от несдерживаемых рыданий.
Уоррингтон сорвал глотку от безостановочных криков и теперь хрипел, изгибаясь, корчась, страдая из-за иллюзии пыток. Физически его тело остается целым, но ему кажется, что его режут, рубят, кромсают.
У Дейвила не было к нему ни капли жалости. Только пустота от вида его мучений.
Эта тварь сделала ей больно.
Ей, Фоукс.
Той, кого только он мог доводить, но никогда не переходил черту. Той, что рыдала, зарываясь носом в его футболку.
Запустил пальцы в ее растрепанные волосы, поглаживая, не зная, как ее успокоить. Волосы невесомые, словно шелк. Он мог только представлять, какие они на ощупь, а теперь чувствовал.
Ладонь скользила по спине, убеждая, что все закончилось.
"Блять! А если бы я задержался хоть на пять минут? Пришел позже? И увидел бы ее тут, на полу, с членом Уоррингтона между ее ног".
Рык зародился в груди.
Фоукс замерла, перестала дрожать.
Нет, его гнев направлен не на тебя.
Дейвил усилил действие кристалла, и хриплый крик подпрыгнул на несколько октав.
— Хватит.
Ее глухой голос что-то перевернул в нем. Он будто посмотрел на себя со стороны, не понимая, что происходит.
Он успокаивает отброса.
Он защищает отброса.
И это кажется правильным. Защитить ее. Поэтому с губ срывается ледяное:
— Что?
Оставить толстяка? Объявить амнистию? Да хер там!
— Хватит, пожалуйста. Я больше не могу это слушать.
Она больше не может. Она. И почему для него это должно иметь значение?
Пальцы бездумно перебирали ее волосы, будто делал это каждый день.